С залом начало твориться что-то невообразимое. Одни прятались за спины своих товарищей сидевших впереди. Другие начали искать в проходе между креслами, внезапно упавшую ручку. Третьи просто закрывали лицо руками, стараясь скрыть текущие по щекам слезы. Среди этого сумасшествия, только Нечипоренко, как обычно оставался невозмутимым. Птицын тоже пока молчал, но его лицо стало красным, как помидор и казалось, вот-вот лопнет от злости. Еще, конечно, не смеялся сам Резник. На него было больно смотреть. Он лепетал, что на самом деле хотел сказать, что коммунисты всегда говорят только правду, однако, его уже никто не слушал.
Наконец, не выдержав, замполит вскочил со своего места и заорал:
— Немедленно прекратите это безобразие! Я, как и все, люблю шутки юмора, но только когда серьезно и по достоинству, а не когда хохмить! Здесь вам балаган или где? Тут, уже не до смеха. Тут, разобраться надо, почему эти самые бесчинства происходят именно у нас. Все это, знаете ли товарищи, из-за политического недопонимания и близорукости.
Птицын поднял указательный палец вверх и уже более спокойным голосом поинтересовался:
— Где у нас лейтенант Мазур и старший лейтенант Марков? Подымитесь!
Поднялись два молодых летчика из первой эскадрильи. Зал зашептался. Всем было интересно, что же натворили эти двое.
— Вот, вы тут сейчас громче всех улыбались, а вам ли подавать заразительный пример? — продолжал замполит, обращаясь к стоящим летчикам. — Отвечаю сам — нет! Потому что, только на прошлой неделе, эти товарищи офицеры были задержаны в гарнизоне на автомобиле капиталистического производства. Хорошо еще, что наш начальник первого отдела здоровый и идейно выдержанный человек, а то я думал, что с ним инфаркт может произойти. Иностранная машина — на территории советской военной базы! Да у вас есть хоть какие-то мозги на плечах? Откуда она у вас?
— У знакомого взяли покататься. Он моряк, в загранку ходит, — ответил за двоих Марков.
— Это, еще проверить надо, какой он там моряк. И в какую сторону плавает… А то, у нас еще некоторые до сих пор, умудряются от матери-Родины налево ходить! Покататься, им захотелось… Нашли место, гонять по рулежным дорожкам секретного объекта. Я вам официально заявляю: или вы будете летчиками, или вы будете гонщиками, но, никак не одно из двух!
Марков и Мазур молчали, виновато склонив головы. Замполит замялся не зная, как закончить свою воспитательную беседу:
— В конце концов, чем садится в иностранную машину, лучше бы учили английский. Все была бы польза…, — и, поймав вопросительный взгляд Нечипоренко, поспешно добавил. — Язык потенциального противника надо знать в лицо!
Видя, что Птицын явно выдыхается, встал со своего места командир:
— Опять, первая эскадрилья! Когда же, наконец, кончится это разгильдяйство? И это относится не только к младшему, но и к старшему офицерскому составу. У них солдат застрелился, а они мне почти целые сутки ничего не докладывают! Все надеются: вот-вот оживет. Подполковник Долгих, какие меры вы лично предпринимаете, чтобы избежать подобных случаев?
По какой-то причине Нечипоренко недолюбливал Долгих и задирал при каждом удобном случае, даже при подчиненных, что категорически не приветствовалось армейской субординацией. Командир первой эскадрильи поднялся и придал своему лицу недоуменное выражение:
— А это, товарищ командир, не у нас. Это у Паханова во второй произошло. Спросите лучше его.
— Вы что, товарищ подполковник, — обозлился Нечипоренко, — думаете, я цифру один от цифры два не могу отличить? Не застрелился еще — застрелится. С такой-то дисциплиной! Сегодня вы контроль над лейтенантами потеряли, а завтра?
Опустел зрительный зал. Мертвыми крыльями повисли портьеры. Погасла большая бронзовая люстра под потолком. Беззащитно оголился гардероб. Лишь на сцене сиротливо стоял одинокой стол под портретом первого руководителя и режиссера театра. Его добрые, слегка лукавые глаза внимательно наблюдали, как между рядами, со шваброй, покряхтывая и беззлобно поругиваясь, ползает уборщица — ефрейтор со странной фамилией — Станиславский-Меерхольд. Казалось, портрет хочет сказать:
— Как же вы тгете батенька… Ведь это же сплошное вгедительство! По пгежним то вгеменам, вас уже давно пога в вокзальный согтиг, к холодной стенке!
Наконец, мой звездный час пробил. Суббота была объявлена в полку выходным днем. В пятницу вечером, мы втроем (Юру никто нигде не ждал), ринулись в Таллин, на автобусную станцию. На следующий день рано утром я приехал в Ригу. Нажимая кнопку звонка квартиры, где проживала супруга вместе с моими родителями и братом, я загадал: если откроет она сама, то все у нас будет хорошо. Дверь отворилась, на пороге стояла моя благоверная.
— Санька приехал! — радостный крик прорезал полумрак прихожей.
Александр Анютов не родился техником самолета, как вы ошибочно полагали. Хотя к моменту его рождения, лучший друг детей — Иосиф Виссарионович уже покинул этот мир, маленький Саша получил свой кусочек счастливого советского детства, которое потом вполне закономерно переросло в задорную комсомольскую юность.