В те майские дни 1942 года Леонид Георгиевич, Антонина Григорьева и их коллеги по службе в Особом отделе жили уже позабытыми радостями почти мирной жизни: мылись в бане, меняли белье, кушали три раза в день, смотрели художественные фильмы. Они верили, что колоссальные потери, понесенные в Крыму, были не напрасны, и думали, что керченско-феодоссийский десант служил отвлекающим маневром в стратегическом замысле Ставки ВГК на 1942 год. Они надеялись, что в далекой Москве в глубокой тайне лучшими военными умами разработан план генерального наступления советских войск, который должен был обеспечить коренной перелом в войне. Подтверждение тому Леонид, Антонина и Татьяна находили в повседневной деятельности войск Юго-Западного и Южного фронтов. В их расположение из глубокого тыла по ночам эшелон за эшелоном поставлялась новая боевая техника и прибывало свежее пополнение. Они скрытно занимали исходные позиции и готовились к предстоящему наступлению. Мощь и успехи Красной армии, одержанные под Москвой в декабре 1941 года, не оставляли у Леонида, Татьяны, Антонины и их сослуживцев сомнений в успехе предстоящей операции.
В ее положительном исходе было уверено и командование Южного направления в лице маршала Семена Тимошенко и члена Военного совета генерала Никиты Хрущева. Яркая звезда триумфатора зимнего успеха под Москвой — Георгия Жукова, взошедшая на унылом в то время советском военном небосклоне, вскружила голову престарелому маршалу, больше известному своими успехами в кабинетных баталиях, чем в чистом поле. В марте 1942 года Тимошенко обратился в Ставку ВГК с предложением о проведении операции по разгрому группировки противника на левом фланге советского-германского фронта с последующим выходом частей Красной армии на линию: Гомель-Киев-Черкассы-Николаев.
Оно было рассмотрено в Генштабе и не нашло поддержки по причине отсутствия необходимых резервов. Несмотря на это, Тимошенко продолжал настаивать на своем, и перед его аргументами, а скорее прошлым авторитетом, не устояли как Генштаб, так и сам Верховный Главнокомандующий — Сталин. Взвесив все «за» и «против», они, как им казалось, приняли «соломоново решение» — ограничиться операцией по освобождению Харькова.
С того дня в обстановке строжайшей секретности в штабах Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов приступили к разработке детального плана наступления. Им предусматривалось нанесение двух сходящихся ударов; одного — из района Волчанска, другого — из Барвенковского выступа, далеко вклинившегося в оборону немцев, в общем направлении на Харьков. И если со своими силами и резервами Тимошенко было все более или менее понятно, то в отношении противной стороны — вермахта, румынских и венгерских войск у него и Хрущева отсутствовала ясность. Поэтому они требовали от начальника военной разведки исчерпывающей информации о противнике. Он, выполняя приказ, не считался с потерями и посылал одну за другой разведывательные группы за линию фронта. Многие из них не вернулись обратно, но даже те отрывочные сведения, что добыли разведчики, должны были насторожить Тимошенко и Хрущева. Они же пренебрегли ими; грядущая слава кружила им головы, они продолжали отстаивать свою позицию и направляли в Москву бодрые доклады об успешной подготовке Харьковской наступательной операции.
Их оптимизм не разделяли в Особом отделе Юго-Западного фронта, и для этого у его начальника — старшего майора госбезопасности Николая Селивановского имелись серьезные основания. От зафронтовых агентов, в частности «Гальченко», внедренного в гитлеровский разведорган — абвергруппу 102, а также при допросах захваченных пленных поступала все более тревожная информация. Она говорила контрразведчикам — командование группы армий «Юг» вермахта располагает сведениями о подготовке советского наступления. Но это было еще не все, Селивановский не знал главного: немцы планируют контрудар и намериваются нанести его из Барвенковского выступа.