В этих условиях командованию 51-й армии приходилось в срочном порядке заниматься укреплением линии обороны на участке: Батайск-Азов-Ейск-Приморско-Ахтарская с задачей не допустить высадки морских десантов на Азовском побережье. Несмотря на численное превосходство противника, благодаря глубокоэшелонированной обороне войска армии не позволили противнику прорваться на Кубань. Но здесь свое слово сказал злой рок, преследующий 51-ю армию еще с Крыма.
30 июля части 40-го танкового и 52-го армейского корпусов группы армий «Юг» прорвали оборону 37-й армии Южного фронта, вышли к озеру Манычу, и над 51-й армией нависла угроза окружения. Чтобы избежать повторения крымской трагедии 30 июля 1942 года, Ставка ВГК приняла решение отвести ее на новый рубеж и передать в состав формирующегося Сталинградского фронта.
Те, кто готовил приказ на 51-ю армию, видимо, забыли про «овраги». Они продолжали двигать по карте несуществующие дивизии, армейские корпуса и не представляли масштаба катастрофы, постигшей Красную армию на южном фланге советско-германского фронта. Попытки отдельных командиров, сохранивших дух и не утративших профессиональных навыков, собрать в один кулак бродивших по донским и сальским степям остатки воинских частей и подразделений, чтобы организовать отпор немцам, уже ничего не решали. В воздухе безраздельно господствовала авиация люфтваффе, а на земле — танковая армада Клейста. Отчаявшихся, потерявших всякую надежду на спасение людей безжалостно давили гусеницами танков и косили огнем пулеметов.
В отчаянном положении оказались бойцы и командиры 51-й армии. Они остались один на один с противником в голой степи, где невозможно был укрыться от авиации противника. Не меньшим испытанием для них стали жара, жажда и голод. Сквозь клубы пыли, стоявшие над полевыми дорогами, проглядывало солнце, напоминавшее запылившуюся керосиновую лампу, от его жгучих лучей не было спасения. Они, казалось, высушивали не только кожу, а и душу. Раскаленный, как в печи, воздух забивал дыхание, вызывал сильнейший кашель, рвавший в куски легкие. Песок был повсюду: в сапогах, под гимнастеркой, он скрипел на зубах и коркой покрывал растрескавшиеся губы. Соленый пот выедал глаза и струпьями застывал на щеках. Те, кто отступал последними, находил на дне колодцев грязную жижу, но в загонах для скота обглоданные скелеты лошадей и овец. По безжизненной калмыцкой степи брели не люди, а их тени. У многих уже не оставалось ни сил, ни воли, чтобы искать спасения от смерти, проливавшейся свинцовым дождем с небес.
Обращаясь к тем трагическим дням лета 1942 года, Леонид Иванов и Антонина Хрипливая с болью вспоминали: