Рожденные в битве

Если вы не согласны, спорьте! Сражайтесь! Не на мечах, но на словах. Новый Воллен родится из битвы и станет идеальным местом для всех нас.

Все молчали, когда Андерс закончил говорить. Ему ни разу не приходилось произносить столько слов за раз.

Рэйна с силой сжала его пальцы, и ему показалось, что она их сломает. Но он знал, что это значит. «Я не могу передать, как горжусь тобой, поэтому я хотя бы попробую сломать тебе руку».

Андерс надеялся, что Лейф или Хейн скажут что-нибудь, но он догадывался, почему они молчат. Они и так верили ему, но не могли заставить других прислушаться к его словам. Они были единственными, кого не нужно было убеждать.

Поэтому он затаил дыхание, когда Торстен и Валериус, сейчас просто близнецы, посмотрели друг на друга, а Эннар взглянула на мэра, который встретил ее взгляд.

После этого Валериус посмотрел на своего двойника – Эллуку – и, похоже, решился.

– Ну, – произнес он, – я не могу сделать этого, пока смотрю на десять версий своего же лица. Я не настолько хорош. Могу только представить, каково Торстену, когда вокруг одна его борода.

Андерс-Торстен удивленно засмеялся. Но когда он заговорил, голос звучал сурово.

– Мы не собираемся так просто сдаться. Нам есть где жить. Мы не станем просить о помощи.

– Никто и не просит о помощи! – быстро ответила Эннар.

– Однажды, – мягко сказала Сафира, – им не придется просить о помощи.

Андерс молча стоял и смотрел на них. Каждый из них слышал, что говорил другой, как если бы говорил он сам. Напоминание Сафиры прозвучало для каждого из них его собственным голосом.

Дело было не в том, что они забыли, кем были другие, или что они действительно решили, будто разговаривают сами с собой. Но, возможно, видя, как говорят они, им было не так просто отмахнуться от тех утверждений, которые они всегда считали ошибочными. Может быть, к словам, которые произнесли они сами, взрослые отнесутся чуть более внимательно.

– А знаете что? – сказал мэр, складывая на груди руки. – Я попрошу о помощи. Я не такой гордый. Моим людям больше негде жить. Элементалы разрушили город, и мне все равно, пытаются они защитить нас или уничтожить. Меня волнует то, что мы голодаем. Я должен позаботиться о своем народе.

– У нас тоже есть долг, – призналась Эннар. – Защищать вас.

– Это не ваш долг, – твердо ответил мэр. – Мы просто должны признать, что все мы волленцы.

Андерс посмотрел на дядю, который медленно приложил палец к губам. «Молчи, – говорило его лицо, вернее, лицо Андерса, – пусть они говорят».

Позади Хейна еще две версии Андерса – скорее всего, Сэм и Закари – энергично прыгали от радости. Андерс не был уверен, что пришла пора веселиться, но пока хотя бы никто не нападал.

Он осторожно нагнулся и начал заворачивать зеркало обратно. Оно выполнило свою работу. Оно напомнило, что, в сущности, все они – одно целое.

Пришло время всем вновь увидеть свои различия. Общаться и спорить друг с другом, рождая в битве слов и идей тот идеальный Воллен, где они хотят жить. Сейчас все должны показать друг другу свои различия, потому что именно благодаря им они могут выразить свои лучшие идеи.

Взрослые вдруг остановились, когда Андерс закончил заворачивать зеркало, внезапно вновь по-настоящему увидев друг друга.

А когда он поднял предмет и направился к своим друзьям…

…они все продолжали говорить.

Эпилог

Пять месяцев спустя

Андерс сидел на холме недалеко от Холбарда рядом с Лизабет, каждый держал в руках по куску пирога Калеба. Они были рядом с тем местом, где теперь покоилась Сигрид, и смотрели на город.

В итоге ребята решили никому не говорить, что сделала Сигрид. Сейчас они уже не могли остановить ее. Она ушла. Но слова правды причинили бы дополнительную боль Лизабет, но не вернули бы назад Дрифу или Феликса.

Прах матери Андерса и Рэйны рассеяли над Волленом, чтобы он странствовал по ветру, который она так любила. Но у двойняшек по-прежнему оставался ее портрет из кузницы, аугментеры и постоянно растущая коллекция других вещей, которые драконы выкапывали и дарили детям Дрифы.

И что не менее важно, у них был Хейн.

Он был и у Лизабет; а также у Сэма, Джерро, Пелларина и многих других ребят, спасенных в Облачном приюте.

– Мне так не хватало семьи, – недавно признался Хейн, печально оглядывая их всех. – Я так хотел, чтобы она снова у меня появилась. Но никогда не думал, что она станет такой большой.

Хотя, кажется, большой волк ни разу об этом не пожалел.

Эннар проявляла особый интерес к Андерсу, Рэйне и Лизабет – хотя она больше не была профессором. После новых испытаний она стала лидером волков.

Эннар, Лейф и мэр по большей части неплохо ладили друг с другом. Мэра они, правда, считали слишком беззаботным. А вот Лейф и мэр считали Эннар слишком напряженной. Волчица и дракон периодически забывали спросить мнение мэра, но он быстро напоминал им об этом.

Подруга Эннар готовила каждому ужин и кормила всех во время переговоров. Как сказал по этому поводу Закари, «трудно не согласиться, когда твой рот набит десертом».

– Тебе ли не знать, – иронично ответила на это Виктория.