Рожденные в огне

Зато расклады, включая задачи, стоящие перед флотом, а также преимущества и недостатки любого действия, очень хорошо понимал контр-адмирал Лурье, возглавивший уральскую эскадру. Весьма обиженный тем, что его, за компанию с остальными объявили изменником и военным преступником (совершенно безосновательно, кстати, поскольку ни в одной бомбардировке планет он участия не принимал, да и присягу, если вдуматься, не нарушал), француз подошел к делу весьма грамотно. И первым приказом, который он отдал, было разрешение командирам кораблей не брать пленных, «если это угрожает жизни членов экипажа». Степень риска каждый оценивал самостоятельно, и неудивительно, что практически все, узнав об этом, довольно заухмылялись. С джентльменскими правилами ведения войны было покончено раз и навсегда.

Лурье не использовал мины – любимое тактическое решение Александрова. И потому, что не хотел повторяться, и из-за опасности для последующей навигации. Засорять систему опасной гадостью, остатки которой вряд ли потом удастся снять с боевого дежурства целиком, не хотелось. К сожалению, ракетоносцы, которые очень пригодились бы здесь и сейчас, еще не вернулись из рейда. В результате выбор оказывался не так уж и велик – классический артиллерийский бой. Но уж его-то контр-адмирал не боялся.

В отличие от Александрова, ухитряющегося применить нестандартный тактический прием там, где, кажется, все уже десять раз перепробовано, и увлекающегося (порой небезуспешно) прикладной психологией, Лурье был куда более консервативен. Он предпочитал решения, апробированные поколениями флотоводцев, не без основания считая, что «все украдено до нас» и его задача лишь применить стандартные приемы с максимальной эффективностью. Отходить от этого принципа он не собирался и сейчас.

Свои линкоры Лурье построил классической «стеной». «Петр Великий» в центре, остальные корабли четырьмя лучами получившейся «звезды» вокруг. Вполне логичное решение, обеспечивающее максимальную устойчивость строя и плотность огня. Чуть портили дело различные характеристики составляющих «стену» кораблей, но это было зло ожидаемое и незначительное, с ним можно смириться.

Николаева, командуй эскадрой она, расположила бы самый мощный корабль на луче «звезды», чтобы дать ему больше пространства для маневра и создать дополнительную угрозу флангу противника. Вассерман и вовсе не стал бы его ставить в строй, используя как самостоятельную тактическую единицу, благо ходовые качества дредноута позволяли вертеться вокруг вражеской эскадры как угодно. Однако командовал Лурье, он принимал решения и отвечал за них. Командирам подразделений оставалось только подчиняться – принцип единоначалия еще никто не отменял, и суровая правда жизни подтверждала его необходимость.

Именно линкоры должны были, словно гигантский бронированный пресс, раздавить эскадру Конфедерации, но начать сражение выпало не им. Лурье, конечно, являлся в вопросах тактических приемов ярко выраженным традиционалистом, но притом тасовать их зазорным не считал. Ну а удар авианосцами по авианосцам – что может быть традиционнее? Тем более что, согласно бесстрастным расчетам тактического компьютера, в предстоящем бою они могли оказаться самыми опасными противниками и нанести реальный урон. Вряд ли линкорам, но вот корабли эскорта авиагруппы проредить способны запросто. Поэтому вывести их из игры требовалось незамедлительно. И сотни машин, занявшие позиции и несколько часов висевшие в космосе в режиме радиомолчания, чтобы раньше времени не дать себя обнаружить, получили приказ и практически одновременно обрушились на эскадру Ландсбергиса со всех сторон.

Капитан третьего ранга Кольм в кабине «Катрана» чувствовал себя не слишком уютно. Эти штурмовики, сравнительно новое детище уральского ВПК, нельзя было отнести к шедеврам конструкторской мысли. Наоборот, правда, тоже. «Катран» на проверку оказался середнячком во всем. Редкость для отечественной техники, кстати, обычно инженеры планеты создавали или крайне удачные, или, напротив, совершенно паршивые образцы. Первые чаще всего принимались на вооружение Конфедерации, внося дополнительный бардак в и без того чрезмерно раздутую военную номенклатуру, последние отсеивались еще на стадии испытаний.

С «Катраном» же все получилось необычно – он был никаким. Средненькое ускорение, средняя маневренность, средние вооружение и защита. Конструкторы называли это сбалансированными характеристиками и очень гордились таким достижением, но Кольм предпочел бы машину, которая имеет в рукаве хоть один козырь, пускай и в ущерб чему-нибудь еще. Правда, в отличие от своих аналогов, «Катран» мог нести аж две ракеты среднего калибра, противокорабельные или планетарного действия, на выбор. Но в космическом бою две машины, несущие по одной такой ракете, все равно предпочтительнее одной с двумя, в этом Кольм был совершенно убежден.