– Хорошо, доктор, – проговорила она, вытирая слёзы. – По-моему, им не оставили другого выхода. Поэтому предлагаю обратить всё по возможности нам на пользу. Прошу вас, предупредите больницу и станцию скорой помощи, что здесь происходит. Пусть знают на всякий случай. – Затем она обратилась к мисс Картер: – Да, я с вами, как же иначе. Я всегда с вами, вы же знаете. Мы устроим вас как можно удобнее, принесём кресла и пледы, а ещё нам понадобятся обогреватели и музыка. Тепло и весело – вот как нам будет. Тепло и весело. Будем слушать старые песни, от «Битлз» до Веры Линн, все ваши любимые, и подпевать – договорились? Это нас подбодрит.
Мисс Картер подкатила своё кресло туда, где сидели, закутавшись во все одеяла из палатки, Джо и Пэдди.
– Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам?
– Мисс Картер, да вы чокнутые, все как один чокнутые! Чокнутые и чудесные! – Он дотронулся до её руки. – Вы же здесь насмерть простудитесь, вы это понимаете?
– Всё равно скоро умирать, какая разница – дома или на улице? – отозвалась мисс Картер.
Потом события развивались стремительно. Миссис Беллами позвонила на местную радиостанцию и рассказала, что происходит. Новости распространились мгновенно: к акции протеста присоединились все престарелые обитатели «Фэрлоунс», и они полны решимости идти до конца. Из итальянского ресторана «Мантуя» на Фор-стрит доставили подвесные уличные обогреватели, а жители всех соседних домов, как только узнали, что тут делается, притащили целые охапки одеял, подушек и пледов. Приехала «скорая» и припарковалась поблизости – было ясно, что она обосновалась надолго. Вернулись телевизионщики, на сей раз с государственного телеканала, а за ними хлынула орда репортёров. Пэдди был в центре внимания. Мисс Картер сказала журналистам, что Пэдди – их талисман.
– Он не уходит – и мы не уйдём! – объявила она. – Пока совет не передумает.
Приехали и полицейские – и много: ведь собралась большая толпа. И всё это время старички и старушки сидели рядом с Джо, закутавшись в одеяла, а Пэдди бегал от одного к другому и ненадолго останавливался у каждого кресла, чтобы положить голову на колени сидевшим и получить в награду печеньице. К этому времени легковушки уже не просто бибикали, грузовики не просто гудели. Многие останавливались, и водители приходили на газон, чтобы пожать руки протестующим. Когда скопилась пробка, а толпа растеклась с тротуаров на проезжую часть, приехало ещё несколько полицейских машин.
Пришёл полицейский инспектор и обратился к старичкам – хотел уговорить отказаться от протеста. Он говорил, что из-за них начались беспорядки, грозил перейти к решительным действиям, если они не уйдут.
– Что вы сделаете? – уточнила мисс Картер. – Арестуете нас? И Пэдди тоже арестуете?
Тогда старички снова запели, и инспектор был вынужден отступить. Они пели песню, которую знали все, старинную и любимую.
Спеть её предложила мисс Картер – естественно, в честь Пэдди, но не только: все в «Фэрлоунс» знали, что это была любимая песенка Марион.
Они пели её много-много раз подряд, ещё и ещё. А толпа подхватила её, и теперь песня гремела по всему шоссе.
Вскоре к протестующим подоспели и родственники обитателей «Фэрлоунс». Кое-кто уговаривал старичков вернуться в дом, но те наотрез отказались. Старички остались сидеть на улице, и тогда их друзья и родные до того вдохновились их примером, что сели рядом в знак солидарности. Вечерело, загорелись фонари, и морозец начал кусаться. Миссис Беллами обратилась ко всем присутствовавшим журналистам с заявлением:
– Мы возвращаемся в дом, поскольку похолодало. Но утром мы снова выйдем, не сомневайтесь.
И они ушли, провожаемые аплодисментами и приветственными криками толпы.
В доме, в тепле, те, кого не сразу сморил сон, посмотрели на самих себя в вечерних теленовостях – и только теперь поняли, какое внимание привлекла их акция протеста, а ещё увидели, что до сих пор происходит в свете телевизионных юпитеров прямо у них под окнами. Приехали иностранные журналисты, а на газоне ещё остались сотни людей. Сейчас как раз брали интервью у Линн, фельдшерицы из «скорой».
– Вы, наверное, не знаете, что в «Фэрлоунс» провела последние пять лет жизни жена Джо Махони, Марион. Здесь за ней ухаживали, а месяца два назад она умерла. Кому, если не Джо, знать, как здесь хорошо и какое преступление закрывать этот дом престарелых. Это знаю и я, и все присутствующие. И не думайте, что мы опустим руки, нет – тут никто не собирается сдаваться! – Линн смотрела прямо в камеру. – А всем, кто сейчас смотрит нас в «Фэрлоунс» – так держать! Так держать, Джо! Так держать, Пэдди! Мы с вами – весь город с вами!
«Ура» грянуло с новой силой. А потом смолкло, потому что зазвучала песня – конечно, та самая, про Пэдди, – и толпа пела её так громко, что журналисту пришлось кричать, иначе его не услышали бы: