— Старая моя голова стала для вас обузой. Не веду я вас в походы, не еду с вами в набеги, тупятся мои стрелы в колчане и меч в ножнах. Я знаю, что суров нартский обычай, что обрекают нарты на гибель бессильных стариков, сбрасывают их в корзине с вершины горы в пропасть. Но неужели я погибну так позорно, не на поле брани, не совершив последнего подвига? Решил я умереть по-иному: не в пропасти земли погибнуть, а в море. Сколотите, прошу вас, большой и крепкий сундук, положите меня в тот сундук и бросьте в морскую пучину.
Стали спорить молодые нарты. Одни говорят: «Урызмаг был вожаком богатырей, об этом и в песне поется, его мудрость, повествует песня, принесла нам славу, богатство. Как будем жить без его мудрости?» А другие возражают: «Россказням верить нельзя! Только сила доказывает истину, а какая сила в словах песни? Неужели этот дряхлый старик мог быть мудрым и отважным? Ладно, так и быть, поверим тому, хотя это невероятно, что был Урызмаг вожаком нартов. Но зачем нарушать обычай? Хорошо, не низвергнем его в корзине в пропасть, но тогда почему нам не сделать так, как он сам просит, не дать ему погибнуть в море, раз он состарился? Кому нужен нарт, у которого нет силы поднять меч и пустить из лука стрелу?»
После долгих споров решили молодые нарты пойти к Сатаней, поведать ей о последней просьбе ее мужа. Сатаней в это время ткала. Ткань легко стекала с ее ткацкого станка. Хорошие будут у нартов бешметы и черкески, — не нарадуется душа златокудрой ткачихи! Но заныла, затосковала, заболела ее душа, когда услышала Сатаней слова молодых нартов. Белолицая и тонкобровая, высокая и статная, посмотрела Сатаней на юных воинов, и были в ее глазах женское очарование и женская печаль. Она сказала:
— Дороже мне собственной души мой муж, отважный вожак нартов, но пусть будет так, как решил Урызмаг, ибо это решение сильного, гордого сердца.
Нарты сколотили большой, крепкий сундук, посадили туда Урызмага, положили в сундук немного просяных лепешек и кувшин с водой, отнесли сундук к Черному морю и бросили в морскую пучину. Сундук поплыл, качаясь на волнах, и мы еще вам расскажем о том, что стало с престарелым вожаком нартов, а покуда он плывет в сундуке по морю, мы поведем рассказ о Сатаней.
Убитая горем, пришла Сатаней на берег реки. Сердце ее устало болеть, и в изнеможении легла дочь Солнца и Луны на прибрежный камень. В сердце своем она упрекала Солнце и Луну:
«Для чего произвели вы меня на свет? Хотя я и росла далеко от вас, на безлюдном острове, разлученная с вами, — вы-то сами никогда друг с другом не разлучались. Почему же судьба разлучила меня с мужем? Хотя я живу далеко от вас, в селении нартов, познали вы все же родительскую радость, когда я на свет родилась. Почему же судьба лишила меня этой радости? Вам кажется, что вы наделили меня светом разума, умением волшебства, неувядаемой молодостью. Но чего стоят все эти дары, если не дано мне дара материнства! Пусть уж лучше была бы я глупа, но чтобы в моем доме рос ребенок! Пусть была бы я теперь стара, но чтобы сын был опорой моей старости!»
Так в отчаянии говорила в сердце своем Сатаней, и сердце ее распалилось. Почувствовала Сатаней, что распалился и прибрежный камень, на котором она лежала. Сама не зная почему, бросила Сатаней быстрый взгляд наверх, на небо, и увидела нечто странное: Солнце и Луна сверкали на небе одновременно! И почудилось Сатаней, будто сразу два луча, солнечный и лунный, устремились к ней. Вскочила Сатаней, отпрянула от камня, а два ослепительно ярких луча, солнечный и лунный, одновременно вонзились в камень, и увидела Сатаней, что оба луча, соединившись, резко вывели на камне человеческий образ, облик ребенка.
Предвестие счастья засияло, зазвенело в душе Сатаней, и душа ее была потрясена. Новую, великую силу Сатаней почувствовала в себе, и, уверенная в этой новой силе, она подняла прибрежный камень, на котором появился человеческий образ, и унесла камень к себе домой. Сатаней положила необыкновенный камень в ларь с отрубями.
Прошло девять месяцев. Услыхала Сатаней в доме шум. Прислушалась и поняла, что шум исходит из ларя. Сатаней приподняла крышку ларя и приложила ухо к камню. Внутри камня что-то кипело, а сам камень стал шире, а человеческий образ на камне — явственней. Сатаней обмотала камень шерстяной нитью. Через три дня нить оборвалась. Снова обмотала Сатаней шерстяной нитью камень, внутри которого было кипение, и снова оборвалась нить. Камень стал еще больше, еще горячее, и пылали огнем черты человеческого образа, черты дитяти на раскаленном камне.
Сатаней отправилась к Девету Златоликому. Огонь кузни озарял суровое лицо могучего старца. Как предсказал когда-то Тха, старел Девет, но не слабел. Сатаней сказала пращуру кузнецов:
— Пойдем ко мне, Девет. Хочу тебе доверить одну тайну.
Когда Девет увидел в ларе пылающий камень, когда увидел на камне человеческий образ, он воскликнул:
— Я понимаю речь камня, мне ясен язык огня, но то, что я вижу у тебя в доме, выше моего понимания!