«Будь счастлив, Янд-строитель, да не стареют руки твои!» — возглашал здравицу старейшина рода. Восемь помощников Янда приготовляли известь. Она пенилась, густела, становилась вязкой, как туман между скал. Янд брал камни, добытые в горных ущельях, ударял их друг о друга, связывал известью, и два камня становились нераздельной четой. Скрипел ворот, напрягая канат, скрученный из восьми ремней, и камни легко и дружно поднимались вверх. Добытые в разных ущельях, будучи разной породы, эти камни становились единым целым: так из разных родов становится единым целым племя-народ.
Густая известь скрепляла глыбы, камень ложился на камень — да берегут потомки то, что сделали предки!
Людям казалось, что камни пели: «Горцы, мы станем для вас прочным сводом и незыблемой стеною, бойницами вашей твердыни и кладовой вашего зерна, оплотом воинов и защитой женщин и детей. Помните, горцы: реки уходят, а камни — никогда. Верьте своим камням, горцы!»
И вот башня-крепость готова. Первый ярус — кладовые, чтобы хранились там на черный день запасы пищи. Второй ярус — для семьи, здесь, во время осады-битвы, будут спасаться женщины и дети. Здесь и очаг, и очажная цепь. А ярусы третий, четвертый и пятый с бойницами — для битвы, для того, чтобы защитить семью от нападения врагов. Из окон этих верхних трех ярусов был виден мир, а над бойницами плавно и нежно скользили облака…
В одной из таких башен, построенных знаменитым Яндом и его помощниками, жили муж и жена из рода нартов. Имя мужа было Псабы́да, что означает «Крепкий в жизни», а имя жены было Адиюх — «Светлорукая». Они были женаты второй год. У Псабыды было раньше другое имя, теперь позабытое, но когда он женился на Адиюх, его прозвали Крепким в жизни, и вот почему. Как только Псабыда отправлялся в поход, Адиюх садилась у окна пятого яруса башни и протягивала в окно свои белые, сияющие руки. В самую темную ночь, когда человеку не могут помочь его зоркие глаза, в самый пасмурный день, когда мир исчезает в тумане, протягивала в окно Адиюх свои руки, льющие свет, и темная ночь превращалась в лунную, а пасмурный день — в солнечный. С утеса, где стояла башня-крепость, Адиюх перебрасывала через бурную реку на пологий берег полотняный мост.
Когда Псабыда, преследуемый врагами, возвращался ночью, пригоняя табуны вороных коней, Адиюх протягивала в окно свои сияющие руки, и они были для Псабыды путеводным светочем.
Так поступала Адиюх, потому что жена горца — помощница горца; но долго не понимала она, что добрый свет ее рук помогает злому делу. Псабыда перегонял по полотняному мосту захваченные табуны, и Адиюх снимала мост и прятала свои сияющие руки. Наступала кромешная тьма, и преследователи Псабыды, не видя друг друга, не находя брода, не зная, как переправиться через реку, возвращались в бессильной ярости назад. А что им оставалось делать в кромешной тьме ночи? Не броситься же в бурную реку и утонуть!
От постоянных удач Псабыда преисполнился гордыни. Однажды он расхвастался:
— Удивительно, до чего я удачлив, до чего хитер и ловок! Даже из логова одноглазых я возвращаюсь с богатой добычей, даже из страны чинтов пригоняю коней, не сбиваясь с пути. А о своих нартах и говорить нечего: ни разу им не пришлось меня настичь, — так быстро и умело я переправляюсь через бурную реку. Воистину правы нарты, когда утверждают, что мужество способно творить чудеса. Если посмотреть на весь мир, то найдется ли равный мне по отваге? Я сам спрашивал у грузного Пшаи, у важного Сырдона, у хитрого Гиляхсыртана: «Каков я, по-вашему?», и они отвечали: «Ты храбрец, Псабыда!»
Долго так хвастался Псабыда, и его хвастовство сперва надоело, а потом рассердило светлорукую Адиюх. Она не сдержала гнева:
— Бахвал, разве нарту подобает хвастаться? Разве не мог ты упомянуть имя той, кто делит с тобою все невзгоды и тревоги?
Но Псабыда, начав бахвалиться, уже не мог остановиться:
— Я всегда действую один, нет со мной спутника, который разделил бы мои тревоги и невзгоды. Не спорю, есть среди нартов такие, которые искуснее меня владеют мечом или луком, но ни один из них не подобен мне в набеге!
Адиюх горестно покачала головой. Длинными были ночи ее одиночества, когда она ждала возвращения Псабыды, было у нее время для размышлений, и постепенно открылось ей, что нехорошим делом занимается ее муж. Она сказала: