Рожденный из камня

— Донбеттыр, властелин морей и всех соленых вод! И ты, богиня рек, озер и родников, ты, которая, помогая людям, вертишь днем и ночью колеса наших мельниц! Умоляю вас: превратите ясный день в темную ночь, поднимите бури и ураганы, чтобы река затопила землю, чтобы небо разрывалось на части от грома и молнии!

Властелин морей и богиня рек снизошли к просьбе Адиюх. Ясный день превратился в темную ночь, река разгневанно затопила берега, небо разрывалось от грома и молнии. Казалось, рушится мир. Все в нем содрогалось и падало. Среди грома и молнии послышался топот коня: то вернулся всадник.

— Зачем ты вернулся? — спросила Адиюх.

— Мог ли я скакать дальше, оставив тебя одну в такую ненастную ночь? Не к лицу мне покидать на произвол судьбы одинокую женщину, плачущую на степном кургане.

— Но ты ведь уже переправился через реку. Разве ты не боялся переправиться через нее снова, возвратиться назад? Посмотри, как река сердится, как она злится!

— Не я переправился через бурную, сердитую реку, а мой конь. Там, где мой конь не боится, нечего бояться и мне.

Такой ответ понравился Адиюх. А так как гром продолжал греметь, ураган ревел, лил сильный дождь, то всадник сел рядом с Адиюх и укрыл ее своей буркой. И едва Адиюх оказалась под буркой нарта, ночь превратилась в солнечный день, река вошла в свои берега, небо стало голубое, земля расцвела. Один лишь могильный курган был черен, ни одной травинки не взошло на нем.

— Посмотри, — сказала Адиюх, — земля кругом расцвела, радуясь жизни, и только на кургане нет ни единой травиночки, хотя весь мир сияет в цветах. Почему так случилось?

— Тот, кто лежит под этим курганом, любил, видно, только самого себя, не любил жизни, цветущей вокруг него, потому-то ни одна травинка не взошла на его кургане.

Сказав так, нарт взглянул Адиюх в глаза. Адиюх отвела их и тихо промолвила:

— Тот, кто лежит под этим курганом, любил меня. И я его любила: он был моим мужем.

Молодой нарт сказал:

— Тот, кто лежит под этим курганом, делал зло. Он грабил даже своих сородичей. Только дурная женщина могла его любить. А разве ты дурная женщина? Нет, не любила ты его, и он тебя не любил. Если бы вы любили друг друга, то этот курган покрылся бы сияющими цветами.

Сердце Адиюх загорелось. Загорелось и сердце нарта. Такое пламя охватило его, что Адиюх воскликнула, отодвигаясь:

— Ты пылаешь, как Сосруко, Рожденный из камня и закаленный Деветом, первым нартским кузнецом!

— Я — Сосруко, — ответил Сосруко и снова взглянул Адиюх в глаза, а она опустила их.

Долго они сидели рядом, Светлорукая и Сильнорукий, а потом Адиюх вышла из-под бурки и стала разгребать курган, говоря:

— Не хочу, чтобы мои руки возвели курган над могилой того, кто не любил жизни, не любил меня, кто любил только себя самого.

Но Сосруко сказал ей:

— Напрасно ты трудилась, когда воздвигала курган, напрасно трудишься сейчас, когда разгребаешь его. Пусть останется этот курган на земле. Пусть, глядя на него, устыдятся те, кто не любит жизни, а любит только себя.

И поныне стоит полуразметанный и голый курган в степи, ни единой травинки нет на нем, а кругом земля сияет цветами. Если же говорить об Адиюх, то она стала женой Сосруко, и хороший дом построили для них горбоносый Янд и его помощники, и хорошую кошму сделала для них Фатимат, и на кошме были нарисованы Солнце и Луна и те два луча, которые упали с высоты, ослепительно соединившись, и вывели на камне образ ребенка. До сих пор стоит среди Кавказских гор дом-башня, в которой жили Адиюх и Сосруко, ибо то, что строил Янд, он строил навеки, — да охраняют потомки сотворенное предками!

Сосруко в подземном мире

Хороши были богатырские доспехи Сосруко, но сильнее их были его доброта, отвага и чистое сердце. Люди благословляли его имя, и много друзей нашел он среди чинтов, прежних недругов нартского рода, не раз бывал он у них в гостях. Жаловались ему кунаки-чинты на одноглазых. Мало осталось на земле этих чудовищ-людоедов, но великие беды были от них чинтам. Один из новых друзей Сосруко, черноголовый чинт по имени Толумба́к, был такого высокого роста и такой толщины, что бурку ему делали из шерсти пяти бурок, черкеску — из сукна пяти черкесок, а когда он дома снимал с ног чувяки, то в каждый из них, играя в прятки, забирались его двенадцатилетние дети. Однажды Толумбак сказал своему кунаку:

— Благодаря тебе, Сосруко, пылает в очагах огонь, золотится колос на поле, зреют виноградные лозы в спокойствии и мире. Но еще не истреблены все одноглазые, и они — горе земли. Возьми меня с собой в поход на одноглазых, пусть это будет последняя битва с чудовищами. Я ничего и никого не боюсь.

— Доброе у тебя желание, — похвалил Сосруко своего приятеля. — Хорошо, что ты никого и ничего не боишься. Отправимся в поход на одноглазых.