Рожденный ползать, освободите взлетную полосу! часть 2

Полосатый как новогодняя хлопушка домик дальнего привода неожиданно вынырнул на нас из-за стены мачтовых сосен, и я принялся вслух отсчитывать высоту, хотя Санька в этом, в общем-то, не нуждался - какой-то неведомый науке орган в его белобрысой, вечно всклокоченной голове феноменально точно измерял расстояния, высоты и скорости просто «на глазок», без помощи всех тех высокотехнологичных приборов, которыми снабдила современная наука и техника наш уже, в общем-то, немолодой Су-24. Полоса надвинулась стремительно - только что она была тусклой узкой ниточкой в туманной дымке где-то на краю поля зрения, и вдруг - она уже заслонила весь фонарь, раздвинулась в стороны, устремилась вдаль серой лентой и стремительно побежала под крыло рябью мельчайших выщерблинок. Тональность двигателей изменилась, звук их начал угасать, нос машины пошел вверх и самолет внезапно завибрировал на стыках плит - касания полосы я так и не ощутил - Санькины посадки всегда были безупречны, с того момента как он два года назад пришел из училища к нам в полк - этакое «чувство полета» было дано ему от природы, как некоторым умение петь или видеть в темноте.

Стоянки располагались совсем близко от полосы, поэтому после недолгой рулежки самолеты замерли у кромки леса, и мы смогли поднять фонари и полной грудью вдохнуть теплый и в то же время свежий, пахнущий соснами и морем воздух и слезть по узеньким металлическим лесенкам на нагретый солнцем бетон. Мы как всегда долго копались, отстегивая маски, разминая ноги и собирая свои вещи, и подошли к краю стоянки когда вся эскадрилья уже стояла нешироким полукругом вокруг командира.

- Старший лейтенант Котов посадку выполнил. Матчасть работала без отказов, нареканий нет, разрешите получить замечания? - в вольной форме доложил Санька, становясь в полукруг. Командир, словно не обратив на Саньку никакого внимания, сказал тихо и в тоже время веско:

- Значит так. Все прошло более-менее. На сборе концевые телепались как обычно, но я уже решил на это не обращать внимания - горбатого могила исправит. У Логинова даже автопилот уже заразился его неряшливостью - даже на эшелоне его водило вверх и вниз, все остальные - ничего. Даже роспуск и заход слева по одному мы сегодня ухитрились не изгадить, как обычно, что не может не радовать. Сейчас все идут в общагу - во-о-о-он - командир махнул рукой куда-то себе за спину - третий домик с края и устраиваются попарно, комнаты должны нас ждать. Ужин будет в шесть, отбой в семь. Сам проверю. Т-э-э-э-к - протянул он дальше - в поселке есть магазин, если какая-то падла себе позволит... - он многозначительно хмыкнул - подъем в три, завтрак, медосмотр и, чтобы в четыре все были в штурманской на постановке. Я никого искать не буду, традиционное утреннее распиздяйство меня достало. И чтоб не зевали во всю пасть, когда перед вами замкомдива будет распинаться - кофе пейте что ли... или выспитесь, хотя бы ради разнообразия... Все. Все свободны до вечера.

После этого напутствия все пошли переодеваться, селиться в общагу и разбирать вещи.

Почему-то после того, как вещи были развешены в шкафу или разбросаны по комнате, мне не захотелось бухнуться с книжкой на сетчатую кровать, покрытую типовым армейским синим одеялом, как я собирался еще в воздухе, а потянуло обратно на аэродром - я спустился мимо дремлющего на колченогом стуле у входа в общагу бойца, миновал пару старых-старых почерневших щелястых деревенских сараев, функция которых на аэродроме была мне непонятна, и пошел вдоль рулежной дорожки, что лежала между полосой и сосновым лесом. Солнце только-только начало клониться к закату, заливая все вокруг мягким светом ранней осени, небо было пастельно-синим, отдельные маленькие-маленькие облачка, разбросанные по нему, не давали резких теней. Аэродром был практически пуст, в воздухе были разлиты тишина и спокойствие. По невысокой траве шагалось легко, ароматный воздух все время хотелось вдыхать полной грудью.

Непонятно, что меня заставило подойти к огромной сосне - настоящему лесному великану, стоящему чуть в стороне от стены своих собратьев, но за несколько шагов от нее я заметил, что к стволу сосны через равные промежутки прибиты короткие толстые планки, вроде обрезков штакетника, образующие что-то вроде лестницы. «Мы прибили к самой высокой сосне ступеньки и сделали наверху площадку, этакий насест» - услужливо подбросила услышанную где-то фразу память. Я улыбнулся непонятно чему и посмотрел вверх - там, в кроне дерева, среди темно-зеленых метелок сосновых игл и вправду явственно просматривались какие-то перекладины, брусья и доски.