Рожденный ползать, освободите взлетную полосу

Через пару дней Эдик приезжает таки с двадцатилитровой канистрой спирта и расказывает грустную историю про Юру.

Юра, как человек чести, принес с полетов трехлитровый балон спирта для меня и поставил в кладовку. Прилег отдохнуть, был при этом почти трезвый.

Жена, заглянув в кладовку, увидела балон, схватила его и к командиру полка. Ну и давай его строить, что его подчиненные пьют на службе, да еще и домой, и в каких количествах носят, и т.д. и т.п. Короче устроила большой скандал командиру полка, чем наступила ему на больную мозоль.

Маленькое отступление.

Сразу за КПП стоит самолет (не помню уже точно, кажется МиГ-17), типа памятник летчикам.

В нем, до наших событий, был даже засунут манекен в летном костюме. Голова у манекена была почему-то красного цвета.

Полк находился чуть ли не в центре большого южного города, поэтому как только начинает теплеть, потом начинают созревать овощи-фрукты, количество всяческих проверяющих было неимоверное количество, со всеми вытекающими последствиями. Буквально на днях был какой-то очередной генерал, и надо же так случиться, что кто-то из офицеров, в жопу пьяный, ему попался днем на территории полка. Жопная матка комполка была вывернута наизнанку, а генерал

на прощание сказал, что у них и памятник не летчику, а пьяному летчику, рожа у него вся красная. Манекен тут же убрали.

Так что Юрина жена высыпала пачку соли на еще не зажившие раны.

Юра был вызван к комполка, что ему, в дружеской беседе, было высказано можете домыслить сами. А дальше было следующее, ему было приказано написать рапорт о переводе в другую часть. Можно понять комполка, надо и л/с приструнить (пили и пить будут), но и их жен приструнить. Средство было выбрано сталинское - нет человека, нет проблем.

Вообщем, приходит Юра домой и говорит жене:

-Ну что, дура, плохо тебе было на Северном Кавказе, собирайся на Южный Сахалин.

Имена изменены, я их забыл, а званий не помню. Да и было это в прошлом веке.

***

ЮРИЙ ВИЗБОР

ЧЕСТНЫЙ БОЙ

- Илья Киреич, доверни-ка пять градусов влево! - сказал штурман.

- Понял.

Командир протянул руку к пульту автопилота. Черное дно атмосферы с разбросанными созвездиями городов медленно плыло под рукой командира, под автопилотом, под невидимыми из кабины гигантскими крыльями. В темноте кабины, где светились, как сотни марсианских глаз, только приборы - оранжевым светились, зеленым и фиолетовым, и стрелки на одних покачивались, словно вынюхивая нужное деление, а на других по-строевому показывали на главную цифру, - в этой темноте кабины прочно существовало понятие, сколоченное из светящихся стрелок, проплывающих под ногами городов, ровного гула турбин, вечных шуточек бортинженера, заспанного голоса очередного диспетчера, переклички и добродушного переругивания дальних и близких бортов, несущих в эту ночь людей на север и с севера. Штурман называл это понятие "нормально", командир - "порядок".

Двумя пальцами командир взялся за маленькую - как кружок настройки приемника - ручку и легонько повернул ее влево. И вдруг добрая сотня тонн полетного веса грозно наклонилась влево, пол ушел из-под ног, созвездия городов стали медленно карабкаться вверх по иллюминатору, а капот поплыл в сторону по ночному горизонту.

- Хорош, Киреич! - сказал штурман.

- Понял... Так о чем мы с вами говорили?

- Вы сказали - вот это встреча была. Про кого-то хотели рассказать.

- Да, действительно была встреча... Шли мы на Гавану при отличной погоде. Движки работают отлично, курс штурман держит точно - у меня Николай Федорович ас! Встал я - пройтись по самолету. Как-никак шесть часов в кресле отсидел, взлет был тяжелый. Да. Наших почему-то этим рейсом мало летело. Все иностранцы. Иду и вижу, что с краю сидит здоровенного роста мужчина и глядит на меня. Ну, знаете, по-всякому можно глядеть на человека. А в самолете, так тем более Кто лишнего перед посадкой хватит, кто от болтанки сам не свой. Отвел я глаза, прошел мимо. Но в конце салона не выдержал - обернулся. И он вслед смотрит. Загадка. Спустился в кухню, на первый этаж, с бортпроводницами покалякал, а человек этот все у меня не идет с головы. Пошел обратно. Смотрю - он уже с места своего встал, стоит у двери, проход загородил. Курит. Подхожу ближе - вдруг он прямо к носу мне подносит большой палец, а сам смеется, и слезы на глазах. И стоит на пути. И я стою...

- Илья Киреич, Ленинград запрашивает, сколько топлива на борту, - раздалось по бортовой сети.

- Инженер!

- Тридцать... тридцать девять тонн.

- Понял, - сказал радист.

- Да, и вот мы так друг перед другом и стоим. И он все палец держит свой. И вдруг - вот не поверите - я узнал его. Узнал я его. Узнал я его так, что как будто меня молния какая поразила - и лицо его увидел, и палец вот этот самый. Тогда я кулаком повертел - вот так, как пропеллером. Он взмахнул руками, слезы текут, говорит что-то. Я тогда его в кабину отвел, ребятам представил, посадил на вот это место, на котором вы сейчас сидите. Даже за штурвалом он немного посидел.

Не отвык...