Рожденный ползать, освободите взлетную полосу

Я с ним познакомился в сорок третьем году. Впрочем, даже сказать так нельзя. Нигде я с ним не знакомился. Но узнал я его хорошо. Надо вообще-то все по порядку рассказать. Под Харьковом прошил меня "мессершмитт" довольно основательно. До аэродрома дотянул на ангельском газу, а уж когда из кабины вынимали, так все хлюпало от крови. Полгода по госпиталям, и бумажка в зубы - "к летной работе не годен".

Действительно, рука у меня не сгибалась, а на военных машинах штурвал приходилось с силой тянуть. Иной раз даже ногой упираться приходилось. Но я мысли не бросаю, знакомые люди к командующему на прием устроили. Он на мои бумаги глянул и - от ворот поворот. Героя Советского Союза, говорит, заработал, и марш в тыл. Без тебя обойдемся. Такая меня злость взяла, что он хочет без меня обойтись. Я кулаком по столу! Он тоже! Отличный мужик! Договорились мы с ним так: полгода я полетаю у кого-нибудь в стрелках, а как шкура заживет - опять на истребитель. Так я и стал стрелком-радистом.

Попал я в экипаж, который очень большие неприятности фашистам доставлял. Лучший экипаж в части. Летал только в нелетную погоду, бомбил в дождь и в туманы, и в снег. Два Героя Советского Союза летали на этом бомбардировщике - пилот и штурман. Замполит полка уж больно хотел, чтобы был у него в части "экипаж Героев". А тут я как раз подоспел. Вот так меня и определили к ним. И любил очень замполит, чтобы звезды на борту - сколько танков разбомбили или эшелонов - поярче и покрупнее рисовали. Ну, а у нашего экипажа этого добра было достаточно. Так что летали мы, выкрашенные как в цирке. Штурман особенно сердился - демаскировка все это, дескать. Но порядка этого не сломал.

Летали мы на машине иностранной марки. Как у нас говорили: "два мотора, два киля, а дефектов много". Или "на "бостоне" летать - что тигра целовать: страшно и никакого удовольствия". До смешного доходило: представьте, приходит боевой бомбардировщик, так к нему даже штучки для чистки ногтей придаются - это чтобы экипаж гигиеной занимался. А вот бомболюк, вот на моем лично самолете - открывался так, что чуть ли не ногой его проталкивал, чтобы кассеты с бомбами подать. Поскольку это дело было в моей компетенции, я после первого же боевого вылета - намучался я с этим люком до крайности - раздобыл багор и горюшка не знал. Как заел механизм, я багром створку - р-раз! - и все в порядке.

Так вот. Вся эта история началась с того черного дня, когда к нам приехал в полк корреспондент. Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, но так было, что же делать. Замполит, конечно, ему "экипаж Героев" показывает. Вот они, дескать, соколы. Корреспондент с нами минут десять посидел, машину нашу, разрисованную этими звездами, сфотографировал и на командирском "виллисе" укатил. Три дня жили мы как и раньше, вдруг приходит газета, и в газете про нас такое написано, что весь полк два дня воевать не мог - у всех колики от смеха. Такие мы были в его заметке раскрасавцы, что просто девать некуда. Ну ладно. Посмеялись, и все. Вдруг через неделю над аэродромом на бреющем полете "мессершмитт" проходит и что-то бросает. Все, конечно, на землю. Лежим, взрыва нет. Вымпел немец бросил. Саперов начальство вызвало вымпел вскрыть, - а ну как там адская машина. Но ничего не взорвалось. Письмо там было. "Прочитав в газете "За Родину" заметку "Экипаж машины боевой", капитан фон Гротт вызывает на честный поединок старшего лейтенанта Соловьева и его экипаж Героев. Бой состоится в районе деревни Печки в пятницу, 12 июня, в 13.00 по среднеевропейскому времени. С германской стороны освещать бой будут корреспонденты газет и кинохроникеры. В случае нелетной погоды бой переносится на субботу, на то же время".

Представляете? Как к немцам в руки эта газета попала - понять никто не может. Но, с другой стороны, какой же это честный бой - истребитель против бомбардировщика? Но Костя Соловьев говорит - ничего, дескать, не одного Ганса сбивали на своем гробу, как-нибудь и в этот раз сдюжим. Но командир полка в гнев пришел. "Тут вам не рыцарские турниры, а война! Видали плакат "Убей немца"? Так вот иди и убей его! А в джентльменство играть нечего!"

Так мы в пятницу и не вылетели. Стояла прекрасная погода, а летал наш экипаж на бомбежки только в нелетную...

Через два дня снова вымпел нам кидают. Возмущаются немцы, что Соловьев не прибыл на место боя и что если его не устраивает фон Гротт - он молодой летчик, - то в среду на "честный бой" выйдет герой Африки майор Вильгельм Шварцберг. Но и к Шварцбергу на свиданку мы не вышли - бомбили.

Немчура бросает нам третий вымпел - что, дескать, честного боя после двух неявок больше не будет и что если только хоть кто-нибудь из фашистов обнаружит в воздухе или на земле наш самолет - снимочек-то у них был, - то бросят все силы на его уничтожение. Ну, мы-то на это дело плевать хотели. И так они все силы бросили на наше уничтожение, да вот что-то ничего у них не выходило.