Рождённый в чужой стране. Время перемен

Вторую смену наконец-то позвали ужинать, и мы, вскочив с коек, бросились обуваться. Когда я, сидя на корточках, завязывал шнурки на кедах, гонористый алкоголик, проходя мимо, попытался ударить меня коленом в плечо. Видимо, собирался «отсушить» мне руку. Но то ли он не рассчитал, то ли я рефлекторно среагировал на движение, и нога прошла вскользь.

Что это было: провокация или начало открытого конфликта?

Всё произошло достаточно быстро, и окружающие могли ничего не заметить.

А недруг мой уже мчался вниз по лестнице.

Закончив возиться с обувью, я спустился в столовую. Там, оглядевшись, пришёл к выводу, что устраивать разборку в присутствии санитаров и ещё двух пациентов, выполнявших функции надзирателей (местные за глаза называли их вертухаями[19]), будет чревато проблемами. Ясно одно: если этот литрболец и впрямь нацелен помериться достоинствами, то сегодня вечером дело дойдёт до рукопашной.

Но судьба и медперсонал всё решили за нас: пациентов, находившихся в карантинной больше недели, перевели в другие палаты. Моего врага отправили в седьмую.

Идти на чужую территорию и качать там права было бы откровенной глупостью как с его, так и с моей стороны. Конфликт перешёл в стадию замороженного.

Подведём итоги дня… Иерархия в карантинной палате строится по тем же принципам, что и в тюремной камере. Вежливость здесь наверняка примут за слабость, так что интеллигентские замашки лучше оставить в стороне.

Наркоманы и алкоголики будут прессовать бесхребетных. То, что я готов дать ответку, окружающие уже поняли. Это мне в плюс. Но есть ли резон первым кидаться в драку? Больница не рядовая, и есть риск угодить в палату для буйных. А если вдобавок напичкают седативными препаратами, то от характера и вовсе ничего не останется. Понять бы, где та граница, переступать которую не стоит!

Завтрашний день наверняка принесёт ответы на эти вопросы. Будем надеяться, что безболезненно…

А с заведующей я закусился совершенно зря. Во-первых, следует решить проблему с военкоматом. Во-вторых, я хочу понять: что же на самом деле происходит в моей голове?

Значит, придётся налаживать с ней отношения.

До отбоя оставалось часа два. Чтобы убить время, расписали с соседями по палате партию в тысячу.

Пришёл в себя наркоман, поступивший чуть раньше меня. Сарафанное радио в отделении работало хорошо: открывший глаза, но толком не оклемавшийся после реланиума парень ещё только пытался сесть, а рядом с ним уже нетерпеливо переминался с ноги на ногу Евсеев. Однако добиться чего-нибудь вразумительного от собрата по несчастью Евсей не смог: очнувшийся отвечал односложно и часто невпопад – сказывалось остаточное действие успокоительного.

Передачи с воли в этот день Евсей тоже так и не дождался.

В половине десятого настала пора готовиться ко сну.

Местный туалет оказался подобием сельского клуба. Здесь постоянно толпился народ: одни разговаривали «за жизнь», другие курили, третьи использовали помещение по назначению – справляли естественные потребности в чаши «Генуя», стирали носки, чистили зубы, умывались.

Тереть что-то с постояльцами отделения у меня не было никакого желания. Поэтому я, завершив все гигиенические процедуры, вернулся в палату. Лёг на свою койку и укрылся одеялом.

Медсестра объявила отбой, погасила свет и заперла решётку на замок.

Засыпая, я подумал, что это, конечно, не тюрьма, но…

Лев. 21.08.1997

Анализы я сдал в шесть утра и теперь, в восемь, снова спал. Сквозь сон слышал, как пациенты из других палат, переговариваясь друг с другом, плелись в сортир. Карантинным торопиться с подъёмом было не обязательно: ели мы во вторую смену, а значит, можно подремать минут ещё так… полчаса. Громко и нудно бубнил один из больных – тот самый, что вчера пытался выразить свою любовь к уборщице. Я уже знал: он бывший мент[20]. Прозвище – Чебурашка. И он никогда не расстаётся с целлофановым пакетом, в котором лежит классический такой пресс – пачка денег, перетянутая резинкой от презерватива. Купюры, правда, разношёрстные, и потому, за исключением Чебурашки, истинный размер сбережений никому не ведом.

В памяти всплыл случай почти трёхмесячной давности. Полина, перебирая вещи в кладовке, наткнулась на потрёпанную книгу «Крокодил Гена и его друзья». Полчаса спустя, попивая чай на кухне, она принялась перечитывать найденную сказку Успенского. Немного погодя задумалась, а затем выдала: