Рожденный в СССР. Часть 1

 Как я уже отмечал — баловался я ювелиркой еще в той реальности и совсем не ради денег — делал презенты друзьям, подругам. В бывшей моей реальности денег мне хватало и от бандитской деятельности. Обычный набор: азартные игры, пьянка, телки, сауна — меня не прельщали. Поэтому свободное время у меня занимали тренировки… по профессии и ювелирка. Инструмент у меня подобрался классный, но вот импорта почти не было. Все делал по собственным эскизам у отличных, еще советских мастеров. Это была высококлассная ручная работа и платил я им за нее — по совести. Может это им помогло в бандитские девяностые… хотя бы не много. Так, что и теперь не было проблемой, по памяти сделать эскизы и постепенно размещать халтурку среди производственных заданий сектора. А куда мне торопиться?

 Для легального функционирования мастерской нужно было получить заказ на поделочные изделия от Художественного фонда СССР. Для последующей реализации этих изделий через салоны — магазины фонда. И тогда проблема легализации мастерской и моей работы будет фактически решена. У каждого есть свое хобби. Не так ли?

 Заключить договор с Художественным фондом мне помогла Розалия Иосифовна Вайсберг — старший преподаватель производственного обучения у воспитанниц детдома. Естественно, что именно через нее я планировал, в дальнейшем, сбывать свои изделия из золота. Для Худфонда я сделал несколько авторских работ из бронз разной цветовой гаммы — прекрасно имитирующей и золото разных оттенков, и серебро. Идеи авторских работ я украл из будущего своей реальности, что неоднократно делал в том самом будущем. Се ля ви — ремесленников много, а художники наперечет.

 Саму идею изготовления безделушек, на продажу через Худфонд, я реализовал благодаря Михаилу, уже преподавателю МГИМО. У него, по моему, везде были друзья–приятели. Есть такие легкие в общении люди, с которыми приятно и необременительно иметь дело. Даже, если это дело бывает очень серьезным. Людей, такого психотипа, обычно очень много среди профессиональных мошенников. Специфика профессии.

 Миша меня привел в отдел декоративно–прикладного искусства одного из музеев Москвы и познакомил с сотрудником этого музея. Я снял оттиски с нэцкэ (миниатюрная японская скульптура), хранящихся в запасниках музея, прямо за столом на котором друзья праздновали свою встречу. Конечно, стол им »накрыл» я, но мне пришлось уйти из подвала хранения запасных экспонатов и оставить Мишу с другом на малом празднике жизни. Ведь, быть за рулем — это тоже образ жизни.

 Так я, некоторым образом, легализовал свою домашнюю мастерскую. И довольно неожиданно, нэцкэ отлитые из мельхиора, пошли на ура в художественном салоне. А так, как я отливал изделия на современном, для этой реальности, оборудовании, то за вечер я мог сделать приличный комплект изделий. Покапала денюжка и не малая.

 На следующем этапе своей ювелирной деятельности, я выполнил представленные в Худфонд »мои» авторские работы в серебре и золоте, а затем подарил их мадам Вайсберг. И теперь наши отношения из чисто деловых — перешли в ранг дружески–деловых. А это другой уровень. Вопрос с присутствием отсутствия денег был решен положительно и теперь хрен с ним, послереформенным повышением цен. А страстью к накопительству я никогда не был заражен.

 Однако я хотел, вернее мечтал, приобрести какую–нибудь развалюшку в Крыму, на берегу самого Черного моря. Привести ее в порядок и отправлять на отдых в Крым Анну Павловну с Танюшкой. Эдак месяца на три четыре. А уж я, за это время, попробую доказать Лене, что я гожусь не только для постельных утех, а и для совместной жизни.И вполне могу стать другом и опорой в этой самой, семейной жизни. Оформить этот домишко я хотел на Лену, так как тогда вопросов: »Откуда деньги?» — не должно было последовать. Кто из посторонних мог знать, что все сбережения и многие ценные вещи семьи высокопоставленного дипломата ушли на лечение отца и мамы Елены? Вот же времена… постоянно возникает вопрос по теме, которую нужно раскрыть бдительной общественности — откуда деньги. Даже если этот вопрос и не задан вслух — иначе не избежать пролетарского гнева.

 Двадцать третьего февраля я напился. В той жизни, после ухода в отставку я напивался каждый год именно 23 февраля(даже когда бросил пить окончательно), но сам не искал приключений на свою задницу. Главное было оставить меня в покое и не лезть с душевными разговорами о службе, жизни и тем более о войне. Я пил, а периметр вокруг меня держали мордовороты »крестного отца», не подпуская ко мне охочих поговорить по душам. Которые конечно были. Как же, сидит майор и один, в парадной форме и при всех регалиях, вот сейчас я ему расскажу, как мы русские…

 И мне приходилось объяснять человеку и его друзьям, что я советский и присягу принимал один раз и на всю жизнь. Часто это приходилось объяснять кулаками.