Рождественская история, или Записки из полумертвого дома

- Какие уж, милая, сказки! - возразила верзилистая тетя Дуся. - Самая что ни на есть правда. Ты вот фотографии смотришь? А они ведь на тебя глядят. Мы умрем, а они все еще будут жить и других людей увидят. А уж патреты, что в музеях висят, только и делают, что смотрят. А жизнь, говорю вам, девушки, загадка, никто ее не разгадает, никакие ученые. Современные батюшки что! А вот в наше время, в советское то есть, прямо святые были. Батюшка маму-то отпел. А потом говорит: "Ровно через год и меня хоронить будете". Так точно по его словам и вышло. Ровно через год преставился. День в день. А когда моя мама умирала, я ее прошу, мол, дай мне с того света знать, что там есть, на том свете, да и есть ли он вообще. Мол, знак какой-нибудь дай, чтоб знали, что ты там. Ладно, сделаю, говорит. Ну вот ее отпевают три ночи, дьячка наняли. А брат с женой на третью ночь в четыре утра собрался пойти - скотину выгнать, чтоб к шести вернуться. А выйти ему из сенцов не удается, дверь не открывается. Там, с той стороны, лопата стояла к стенке прислоненная, двадцать лет стояла, не шелохнулась. А тут упала, да так, что в пазы стенки вошла, так что дверь не отворить, поперек встала. Брат сквозь окошко в сенцах лопату тащит, а вытащить не может. Такой знак мать подала: мол, не уходи раньше времени. Просили, чтоб подала знак, вот и подала, сами напросились.

Про больничные дела они не говорили. И хотя на этот раз (не то что в бредовые прежние ночные выходы) я себя вроде бы контролировал, тем более показалось мне странным, что слышу из такой дали ночной приглушенный разговор. Слушать мне стало неинтересно. Я отправился в туалет. Оперся о подоконник, посмотрел в окно, но зажженный мной свет сделал заоконную тьму практически непроницаемой. Можно было только догадываться, что там, снаружи, находится продолговатое здание, куда, по всей видимости, отвезли тело (уже труп?..) Глеба. Поскорее закурив сигарету, я затянулся. Конечно, собирался я, как в кино и в романах делают хорошие персонажи, курить и размышлять о жизни. Но первая же затяжка просто сбила меня с ног. Голова нехорошо закружилась, предметы поплыли перед глазами, тело стало жарким и обмякло, ватные ноги перестали держать. Я начал оседать. Пересилив себя, навалился на подоконник, уцепившись за ручку окна. Сигарету я уронил на пол - и без того нечистый. "Кто бы меня вывел отсюда?" - подумал я.

- А некому. Все спят. После таких-то хлопот ночных. Это только ты полуночничаешь, - ответил мне голос Ваньки Флинта.

Я скосил глаза. Положив на унитаз неизвестно откуда взявшуюся доску, сидел все тот же криворотый Флинт, все в той же клетчатой рубахе с короткими рукавами, с опущенным книзу подбородком, взглядом исподлобья и усмешечкой на губах и в глазах. Только не был он таким участливым, как в первое свое появление, сидел и смотрел, как я потихоньку съезжаю на пол. Упасть он мне все же не дал. Встал и с пиратским благородством уступил свое место.

- Ты садись лучше. Доска-то почище будет, чем пол. Хоть и в кладовке здешней нашел, а все чище.

Перебирая руками по подоконнику, я добрался до унитаза и почти плюхнулся на эту доску. Но было мне все равно нехорошо.

- Спасибо, - пробормотал я.

Ванька встал на мое место, кивнул в ответ и, похоже, приготовился начать длинный монолог. Впрочем, монологи всегда ему были свойственны. Одну руку положил он на подоконник, другой подбоченился.

- Хочешь, Боря, с анекдота начну, чтоб веселей пошло. Анекдот - это же лучшее, что у нас есть. Наша национальная валюта. Такого загробного и вместе с тем смешного юмора ни у какого другого народа нет. Надо плакать, а мы над собой вместо этого смеемся... Но к анекдоту! Он короче, чем мое предисловие. Больной спрашивает у врача: "Доктор, я буду жить?" А тот к дверному косяку прислонился и отвечает так задумчиво-философски: "А смысл?" Между прочим, я давно тебя предупреждал, что смысла в жизни никакого. Сегодня сам мог убедиться. Что жил этот Глеб, что не жил. Умер - и как и не было. Как говорят немцы, heute rot, morgen tot. На русский эта пословица обычно переводится так: "Сегодня венчался, завтра скончался". Вот и Глеб твой совсем недавно молодую желанную невесту на руках из машины до загса нес, а теперь ни желания, ни его самого, ни молодой невесты - осталась одинокая старуха. Что скажешь?

Я молчал.