Рождественская надежда

У меня участился пульс, по телу разлилась слабость. Повторите. В какой он больнице? Где это? Что с ним? Женщина на том конце провода ничего не знала. Я повесила трубку. У меня кружилась голова, я задыхалась. Где Марк? Ах да, в рейсе. Надо позвонить в авиакомпанию, пусть ему передадут сообщение. Я стала набирать номер. Ошиблась. Скинула, набрала снова. Опять ошибка. Где моя телефонная книга? Трясущимися руками открыла ее, но не смогла вспомнить название авиакомпании. Кажется, номер записан у меня в мобильном. Позвоню по дороге. Сначала нужно все рассказать маме и папе, может, они поедут со мной. Нажала кнопку быстрого набора. Родителей не оказалось дома, а мобильного у них не было. Я заторопилась к машине. Выехала на дорогу. Гараж закрыла?.. А дом заперла?.. Не важно. Я промчалась по улицам и вылетела на трассу. «Господи, пусть с Шоном будет все в порядке, – молилась я. – Пожалуйста, помоги ему. Пожалуйста». Я без конца твердила одно и то же. Мои мысли путались. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Я попыталась позвонить в авиакомпанию, но услышала быстрые короткие гудки. Наверное, что-то со связью. Опять позвонила – те же странные гудки. Из моей груди вырвался стон. «Господи, пусть он будет жив и здоров», – шептала я, снова и снова пытаясь дозвониться. Неизменные гудки. Телефон выпал у меня из рук. Что же делать?.. Кажется, я проскочила въезд в больницу. Схватила бумажку, на которой нацарапала адрес. Нужен въезд двести восемнадцать. Проехала я его или нет? По телефону сказали, что дорога займет минут сорок пять, а я понятия не имела, сколько прошло времени. Вот еще один въезд, двести семнадцатый. Значит, нужно назад. Я развернулась и помчалась обратно, игнорируя красный свет и знаки «стоп». Большое белое здание впереди. Влетев на парковку, я заглушила мотор и побежала ко входу.

За стойкой администратора сидели люди. Почему они двигаются как в замедленной съемке? Или со мной что-то не так? Надо подойти к ним. Ноги не слушались. Я с трудом ими передвигала. «Здравствуйте, я ищу сына». Никто не обратил на меня внимания. Или, может, мне просто не успели ответить. Я побежала по коридору навстречу молодому человеку в белом халате. Бросила взгляд на бейджик, машинально отметила – знакомое имя, мы когда-то чуть не выбрали его для Шона – и тут же забыла, как зовут доктора.

– Скажите, где мой сын, – вцепилась я в него. – Он тут, в больнице. Где он?

Меня колотило как в лихорадке. Молодой человек подошел к стойке, где мне ничего не ответили.

– Как зовут вашего сына?

– Шон Эддисон. Мне позвонили, сказали, он попал в аварию…

Услышав имя, врач помрачнел.

– Я схожу за доктором.

Я заметила перемену в его голосе и выражении лица и догадалась: случилось что-то ужасное. Мне стало очень холодно. Я дрожала. Силы покидали меня, ноги подгибались. И все-таки я побежала за молодым человеком.

– Отведите меня к сыну, – умоляла я, догоняя его.

Тот кивнул, глядя в сторону.

– Сейчас приведу врача. – И скрылся за дверью.

У меня стучало в висках. Я металась по коридору, заглядывая в каждую дверь, но Шона нигде не было.

Молодой человек вернулся.

Я кинулась к нему.

– Доктор сейчас на операции, он выйдет к вам, когда закончит.

Я видела, что он избегает разговора и хочет уйти.

Я схватила его за руку.

– Скажите!

Молодой человек посмотрел мне в лицо.

– Скажите, что с моим сыном!

– Лучше все-таки подождать доктора.

– Что с моим сыном?! – закричала я.

Я понимала, что ставлю его в неудобное положение, но не отступала. Мне нужно было знать правду.

– Он уснул за рулем и въехал в фуру, которая стояла на обочине.

У меня сжалось сердце.

– Когда его привезли, он был в сознании, разговаривал с нами.

Я кивнула.

– Но мы сразу поняли, что он сильно пострадал, – медленно продолжал врач. – Мне очень жаль, миссис Эддисон. Его травмы оказались слишком тяжелыми. Он умер на операционном столе. Мы не успели ему помочь.

Не могу описать, что я почувствовала тогда. С тех пор, как мне позвонили из клиники, мое сердце не переставало бешено колотиться, а теперь будто оборвалось. В глазах потемнело, я зашаталась. Молодой человек помог мне сесть. Где Марк? Где мама и папа? Почему я сижу тут одна с чужим человеком, когда дома нужно доделывать сахарное печенье? Шон звонил, сказал, что скоро будет. Надо успеть все подготовить. До меня долетел смех медсестер, болтавших у стойки. Он показался мне оглушительным.

– Может, воды?

Что? Кто это говорит? Какое-то время я молча смотрела на молодого человека. Потом покачала головой.

– Что он сказал?

Во взгляде доктора читалось непонимание.

– Шон говорил с вами. Что он сказал?

Молодой врач помедлил, стряхивая с брюк несуществующие пылинки.

– Как его зовут, где живет. Еще сказал, что вы дома одна, ждете его.

Я чувствовала, что по щекам у меня льются слезы.

– А еще, что очень любит вас и папу. И будет любить. Всегда.

Я закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Мне хотелось умереть вместе с сыном. Умереть прямо сейчас, на этом месте, потому что я не представляла, как выйду отсюда и вернусь в опустевший дом. В дом, куда Шон больше никогда не приедет.

– Это все? – прошептала я.