Рождественская песнь в прозе

— Ну, чего вы таращите глаза другъ на друга, точно другъ друга боитесь? Кто знаетъ объ этомъ? Кажется, намъ нѣтъ смысла строить другъ другу каверзы.

— Конечно, — сказали въ одинъ голосъ Дильберъ и слуга гробовщика. — Конечно!

— Ну, и отлично, — воскликнула женщина. — Довольно объ этомъ. Кому станетъ хуже отъ того, что мы кое-что взяли? Не мертвецу же!

— Разумѣется, — сказала Дильберъ, смѣясь.

— Если этотъ скаредъ хотѣлъ сохранить всф эти вещички послѣ смерти, — продолжала женщина, — то почему при жизни онъ никому не дѣлалъ добра: вѣдь если бы онъ былъ подобрѣе, навѣрное нашелся бы кто-нибудь, кто приглядѣлъ-бы за нимъ при кончинѣ, не оставилъ бы его одинокимъ при послѣднемъ издыханіи.

— Нѣтъ словъ справедливѣе этихъ! — сказала Дильберъ. — Вотъ и наказаніе ему.

— Было бы даже лучше, если бы оно было потяжелѣе! — отвѣтила женщина. — Оно и было бы таковымъ, повѣрьте мнѣ, еслибы только я могла забрать еще что-нибудь. Развяжите узелъ, старикъ Джо и назначьте цѣну за вещи. Говорите на чистоту. Я не боюсь того, что вы развяжете мой узелъ первымъ, а они увидятъ содержимое его. Кажется, мы довольно хорошо знаемъ занятья другъ, друга, еще и довстрѣчи здѣсь. Въ этомъ нѣтъ грѣха. Развязывайте узелъ, Джо.

Но деликатность ея сотоварищей не позволила этого, и человѣкъ въ черной полинявшей парѣ отважился первымъ показать награблвивую добычу: ея было немного. Одна или двѣ печати, серебряный карандашъ, пара запонокъ и дешевенькая булавка для галстука — вотъ и все! Старикъ Джо разсматривалъ и оцѣнивалъ каждую вещь въ отдѣльности, мѣломъ записывая на стѣнѣ сумму, которую разсчитывалъ дать за каждую вещь.

Кончивъ дѣло, онъ, подвелъ итогъ.

— Вотъ! — сказалъ Джо. — Я не прибавлю и шести пенсовъ, даже если бъ меня живьемъ сварили въ кипяткѣ. Теперь чья очередь?

Слѣдующей была мистрисъ Дильберъ. У нея было нѣсколько простынь, полотенецъ, немного носильнаго платая, одна или двѣ старомодныхъ чайныхъ серебряныхъ ложки, сахарные щипцы и нѣсколько сапогъ.

Ея счетъ записывался на стѣнѣ тѣмъ же порядкомъ.

— Женщинамъ я даю всегда очень дорого, Это моя слабость, и она въ конецъ разоритъ меня, — сказалъ старикъ Джо. — Вотъ вашъ счеть. Если вы будете настаивать на прибавкѣ даже въ одинъ пенни, я раскаюсь въ своей щедрости и вычту полкроны.

— А теперь развяжите мой узелъ, Джо, — сказала первая женщина.

Чтобы развязать его, Джо для большаго удобства опустился на колѣни и, развязавь множество узловъ, вытащилъ большой тяжелый свертокъ какой-то темной матеріи.

— Что это? — спросилъ Джо. — Постельныя занавѣски?

— Да, — отвѣтила женщина со смѣхомъ, наялюѵ щнась, — Постельныя, занавѣски?

— Беужели ты хочешь сказать, что ты снялп ихъ вмѣстѣ съ кольцами, когда онъ еще лежалъ на кровати? — спросилъ Джо.

— Разумѣется, — отвѣтила женщина. — А почему бы мнѣ и не снять ихъ?

— Тебѣ на роду написано быть богатой, — сказалъ Джо, — и ты, навѣрное, добьешься этого.

— Разъ представляется случай что-нибудь взять, да еще у такого человѣка, я стѣсняться не стану! — возразила женщина хладнокровно. — Не капните масломъ на одѣяло.

— Развѣ это его одѣяло? — спросилъ Джо.

— А чье же еще, вы думаете? — отвѣтила женщина. — Небось, не простудится и безъ одѣяла.

— Надѣюсь, онъ умеръ не отъ какой-либо заразной болѣзни? — спросилъ старикъ Джо, оставляя работу и смотря на нее.

— Но безпокойтесь, — возразила женщина. — Не такое ужъ удовольствіе доставляло мнѣ его общество, не стала бы я изъ-за этаго хлама долго возиться съ нимъ, если бы онъ дѣйствителыго умеръ отъ такой болѣзни. Разглядывайте сколько угодно, не найдете ни одной дыры, ни одного потертаго мѣста. Это — самая лучшая и самая тонкая изъ всѣхъ его рубашекъ. Не будь меня, она такъ бы и пропала зря!!

— Что вы этимъ хотите сказать? Почему пропала бы? — спросилъ старикъ Джо.

— Навѣрное, ее надѣли бы на него и похоронили бы въ ней, — отаѣчала женщина со смѣхомъ. — Да и нашелся было такой дуракъ, который сдѣлалъ это, но я снова сняла ее. Если и коленкоръ не хорошъ для этой цѣли, то на что же послѣ этого онъ годенъ! Коленкоръ очень идетъ къ покойнику, и, авось, онъ не станетъ хуже въ коленкорѣ, чѣмъ въ этой рубашкѣ.

Скруджъ съ ужасомъ слушалъ этотъ разговоръ. Когда всѣ грабители собрались вокругъ своей добычи при тускломъ свѣтѣ лампочки старика, онъ съ омерзеніемъ и отвращенімъ смотрѣлъ на нихъ, онъ не чувствовалъ бы себя лучше, даже если бы сами демоны торговали его трупомъ.

— Ха, ха! — смѣялась та же женщина, когда старый Джо выложилъ фланелевый мѣшокъ съ деньгами и сталъ считать, сколько приходятся каждому. — Вотъ и развязка! Всю жизнь онъ скряжничалъ, словно для того, чтобы послѣ своей смерти дать намъ поживиться. Ха, ха, ха!

— Духъ, — сказалъ Скруджъ, дрожа всѣмъ тѣломъ. — Я вижу, вижу. Участь того несчастнаго можетъ быть и моей. Мнѣ не избѣжать ея! Но, Боже милосердный! Что это?

Онъ отшатнулся въ ужасѣ, ибо сцена измѣнилась, и онъ очутился возлѣ голой, незанавѣшенной постели, на которой, подъ изорваннымъ одѣяломъ, лежало что-то говорившее своимъ молчаніемъ больше, чѣмъ словами.