Рождественская песнь в прозе

— Я не знаю, что дѣлать! — вскричалъ Скрудижъ, смѣясь и плача, возясь со своими чулками, точно Лаокоонъ со змѣями. — Я легокъ, какъ перо, счастливъ, какъ ангелъ. Веселъ, какъ школьникъ! Голова кружится, какъ у пьянаго. Съ радостью всѣхъ! Съ праздникомъ! Счастливаго Новаго года всему міру! Ура! Ура!

Вбѣжавъ въ припрыжку въ пріемную, онъ остановился, совершенно запыхавшись.

— Вотъ и кастрюлька съ овсянкой! — вскричалъ онъ, вертясь передъ каминомъ. — Вотъ дверь, черезъ которую вошелъ духъ Якова Марли! Вотъ окно, въ которое я смотрѣлъ на рѣющихъ духовъ! Все какъ и должно быть, все, что было, — было. Ха, ха, ха!

Онъ смѣялся, — и для человѣка, который не смѣялся столько лѣтъ, этотъ смѣхъ былъ великолѣпенъ, чудесенъ. Онъ служилъ предвѣстникомъ чистой, непрерывной радости.

— Но какое число сегодня? — сказалъ Скруджѣ. — Долго ли я былъ среди духовъ? Не знаю, не знаю ничего. Я точно младенецъ. Да ничего, это не бѣда! Пусть лучше я буду младенцемъ! Ура! Ура! Ура!

Громкій, веселый перезвонъ церковныхъ колоколовъ, — такой, котораго онъ никогда не слыхалъ раньше, вывелъ его изъ восторженнаго, оостоянія. Бимъ, бомъ, бамъ: Донъ, динь, донъ! Бомъ, бомъ, бамъ! О, радость, радость!

Подбѣжавъ къ окну, онъ открылъ его и высунулъ голову. Ни тумана, ни мглы! Ярко, свѣтло, радостно, весело, бодро и холодно! Морозъ, отъ котораго играетъ кровь! Золотой блескъ солнца. Безоблачное небо, свѣжій сладкій воздухъ, веселые колокола! Какъ дивно-хорошо! Какъ великолѣпно все!

— Какой день сегодня? — воскликнулъ Скруджъ, обращаясь кь мальчику въ праздничномъ костюмѣ, которыя зазѣвался, глядя на него?

— Что? — спросилъ сильно удивленный мальчикъ.

— Какой у насъ сегодня день, мой другъ? — спросилъ Скруджъ.

— Сегодня? — отвѣтилъ мальчикъ. — Вотъ тебѣ разъ! Рождество, конечно!

— Рождество! — сказалъ Скруджъ самому себѣ. — Значитъ, я не пропустилъ его. Духи все сдѣлали въ одну ночь. Они все могутъ, все, что захотятъ. Разумѣется, все. Ура, дорогой другъ.

— Ура! — отозвался мальчикъ.

— Знаешь ли ты лавку, на сосѣдней улицѣ на углу, гдѣ торгуютъ битой птицей? — спросилъ Скруджъ.

— Еще бы не знать! — отвѣтилъ мальчшсъ.

— Умникъ! — сказалъ Скруджъ. — Замѣчательный мальчикъ! Такъ вотъ, не знаешь ли-ты, продана или нѣтъ индѣйка, висѣвшая вчера тамъ, — та, что получила призъ на выставкѣ? Не маленькая индѣйка, а большая, самая большая?

— Это та, что съ меня величиной? — спросилъ мальчикъ.

— Какой удивительный ребенокъ! — сказалъ Скруджъ. — Пріятно говорить съ нимъ! Да, именно та, дружокъ!

— Нѣтъ, еще не продана, — сказалъ мальчикъ.

— Да? — воскликнулъ Скруджъ. — Ну, такъ ступай и купи ее.

— Вы шутите?

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ Скруджъ. — Нисколько. Ступай и купи ее. И, скажи, чтобы ее доставили сюда, а тамъ я скажу, куда ее отнести. Вернись сюда вмѣстѣ съ приказчикомъ, который понесетъ индѣйку. За работу получишь шиллингъ. Если же вернешься разьше, чѣмъ черезъ пять минутъ, я дамъ тебѣ полкроны.

Мальчикъ полетѣлъ, какъ стрѣла изъ лука, да съ такой быстротой, съ которой не пустилъ бы ее и самый искусный стрѣлокъ.

— Я поіилю ее Бобу Крэтчиту, — прошепталъ Скруджъ, потирая руки и разражаясь смѣхамъ.

— И онъ такъ и не узнаетъ, кто ее прислалъ. Она вдвое больше Тайни-Тима… Джекъ Миллеръ никогда бы не придумалъ подобной штуки — послать Бобу индѣйку!

Почеркъ, которымъ онъ писалъ адресъ, былъ нетвердъ. Написавъ кое-какъ, Скруджъ спустился внизъ по лѣстницѣ, чтобы открыть дверь и встрѣтить лавочника. Ожидая его, онъ остановился. Молотокъ попался ему на глаза.

— Всю жизнь буду любить его! — воскликнулъ Скруджъ, потрепавъ его. — А прежде я почти не замѣчалъ его. Какое честное выраженіе лица! Удивительный молотокъ! А вотъ и индѣйка! Ура! Какъ поживаете? Съ праздникомъ!

Ну, и индѣйка! Врядъ ли эта птица могла стоять на ногахъ? Онѣ мгновенно переломились бы, какъ сургучныя палки!

— Да ее невозможно будетъ отнести въ Камденъ-Таунъ! — воспликнулъ Скруджъ. — Придется нанять извозчика.

Со смѣхомъ говорилъ онъ это, со смѣхомъ платилъ за индѣйку, со смѣхомъ отдалъ деньги извозчику, со смѣхомъ наградилъ мальчика — и все это кончилось такимъ припадкомъ хохота, что онъ былъ принужденъ сѣсть на стулъ, едва пероводя духъ, хохоча до слезъ, до коликъ.

Выбриться теперь, когда такъ сильно. дрожали руки, было нелегко: бритье требуетъ вниманія даже и тогда, когда вы совершенно спокойны. Ну, да и то не бѣда — если онъ сбрѣетъ кончикъ носа, можно будетъ наложить кусочекъ липкаго пластыря, и дѣло въ шляпѣ!

Одѣвшись въ самое лучшее платье, Скруджъ вышелъ, наконецъ, на улицу. Толпа народа сновала такъ же, какъ и во время его скитаній съ духомъ нынѣшняго Рождества. Заложивъ руки назадъ, Скруджъ съ радостной улыбкой смотрѣлъ на каждаго. Выраженіе его лица было такъ привѣтливо, что трое добродушныхъ прохожихъ сказали ему; «Добраго утра, сэръ! Съ праздникомъ!» — и впослѣдствіи Скруджъ часто говорилъ, что изъ всего, что онъ когда-либо слышалъ, это было самое радостное.