Рождественские истории

– Да не было никакого волка, – коза зачерпнула браги алюминиевой кружкой, – а дело было так. Когда меня бросил подлый баран, Чубайс в утешение предложил намять ему бока. Я согласилась было, но тут он рассказал, что дед на Новый Год собрался заколоть поросенка, и в моем мозгу родился новый план. Если поросенка загрызут волки, то дед будет вынужден найти ему замену на новогоднем столе. Так мы инициировали его пропажу. Чубайс постоянно вертелся под ногами у деда, и выяснил, что внуки выпросили запеченную индейку. Пришлось убрать и ее, а волка прекрасно сыграл Владимир, даром что Вольфович. Пришлось им пожить пару дней у Агафьи в сарае – она туда всю зиму носа не сует. И тогда уже деду захотелось баранины. А я к тому времени готова была половину живности «волкам скормить», вопрос принципа. А потом чудесное спасение. Овцы, дуры, до сих пор уверены, что я волка сожрала.

– А мама говорит, – не унимался Валентин, – что вы – прожженная сука.

«Права твоя мама» – подумала коза, а вслух сказала:

– Права твоя мама. А еще я – добрая.

– Добрее козы я не видел, – согласился Владимир Вольфович, грузный умудренный опытом хряк. Куры спорили у насеста, чье яйцо более правильной формы. Жизнь продолжалась.

История третья

Шла Снегурочка по лесу, сквозь овраги, через пни, постоянно озиралась и несла в руках морковь. Пусть мороз кусает ноги, сиськи, локти и живот, пусть сугробы по колено, все равно она дойдет. Волки, серые ублюдки, громко воют за спиной, страшно зыркают глазами и зайчатину жуют.

Полушубок истрепался, пися чешется, зудит, и во рту противный привкус сразу не поймешь, чего. Это кажется, что просто быть Снегуркою – ура! А на самом деле сложно, это очень тяжкий труд. Даже дед, родной и близкий, может руки распускать, если пьяный, ну а трезвый он, конечно, не такой.

Но сейчас совсем другое приключилось поутру – сладкий сон перед рассветом был нарушен впопыхах. Кто-то грузный и тяжелый, на Снегурку взгромоздясь, совершал телодвиженья и пыхтел, как паровоз. Ну а чтоб маньяка жертва не пыталась опознать, он на голову Снегурке нацепил свое ведро. Под ведром обзор неважный, это всякий подтвердит, но насильник был рассеян и ошибку совершил – он забыл в невинной жертве свой рабочий инструмент. И теперь Мороза внучка чтоб хоть как-то защитить честь, поруганную грубо, собиралась отомстить, как Джон Рэмбо во Вьетнаме или даже чуть сильней.

***

Снеговик не шелохнется возле школы на посту. Это днем, а ночью, сволочь, похотливое мурло, он бежит, куда придется, чтоб коитус совершить. Вам такие непотребства даже в самых страшных снах не приснятся, что исполнил над Снегуркой Снеговик. Он хлестал ее по жопе – руки-крюки, что с них взять? И без всяких без прелюдий, без красивых нежных слов, навалился на Снегурку, отпердолил и ушел.

Месть сладка, и вот Снегурка в школьном маленьком дворе теребит в руках морковку, замышляя применить. Обойдя кругом два раза неподвижного скота, корнеплод в него вонзила хрупкой девичьей рукой. Не туда, где был он раньше, а с обратной стороны – сам себя маньяк-насильник этим утром поимел. Будет знать, как в спящих девок тыкать всякую моркву! И Снегурочка довольна, стала вмиг отомщена. Все, теперь пора на елку, дети верят, дети ждут.

И сейчас любой ребенок знает, что снеговику если и воткнуть морковку – только в самый верхний шар. Так, во-первых, безопасней, безопасность – наше все! Во-вторых, отличным носом обзавелся снеговик, если б не башка из снега – вылитый Орландо Блум!

Да и школьникам наука, если есть чего совать, то не суй куда попало – это нынче моветон! А Снегурка хоть из снега, но почти как человек, и морковь ей не заменит настоящую любовь…

История четвертая

– Еби меня, еби! – стонала Снегурочка. Михал Михалыч долбил юное создание, стоявшее раком у подоконника. Облупившиеся красные стены школьного туалета контрастировали с аккуратным голубым полушубком. Меховые оторочка и воротник ее наряда, бывшие когда-то выдрой или бобром, елозили по грязному подоконнику.

Сказать, что жизнь сегодня дала трещину, значит промолчать в тряпочку. Да он был раздавлен, растоптан, уничтожен. С завтрашнего дня он больше не трудовик!

– Вы слишком много пьете! – сказал сегодня директор.

– Ругаетесь матом на уроках! – продолжил он.

– У вас очень низкий авторитет среди учащихся! – сказал директор.

– А бить детей киянкой – непедагогично! – продолжил он.

– Мы вас увольняем! – закончил директор.

Двадцать восемь лет безупречного стажа, восемьсот шестьдесят три табурета, два баскетбольных кольца в спортзале и отциклеванный пол в школьном коридоре – все это больше не имело значения. Его выгнали, как побитую шавку!

– Есенин пил! Высоцкий пил! Блок пил! – рычал Михал Михалыч.

– Да! Да! Да-а-а!!! – соглашалась Снегурочка.

– Все, блядь, гении пили! – трудовик наращивал обороты, и внучка Деда Мороза перешла на нечленораздельные «О-о-о! А-а-а! и У-у-у!» Детям бы понравился такой утренник.