Рождественские истории

Калеб сел рядом с дочерью; Кроха рядом со своей старой школьной подругой; добрый возчик устроился с краю. Мисс Слоубой усадили на стульчик, подальше от всего твердого — ради пущей сохранности и целостности младенческой головы.

Тилли глазела на кукол и игрушки, а они, в свою очередь, — на нее и собравшуюся компанию. Почтенные старые джентльмены у входных дверей (так замечательно прыгающие через колышки) вызвали у публики особенный интерес: они иногда замирали перед прыжком, словно бы прислушиваясь к беседе, — а затем принимались бешено скакать, раз за разом, без передыха — как будто действие сие доставляло им безмерное счастье.

Безусловно, если бы эти старые джентльмены желали получить злобную радость от замешательства Тэклтона, у них были бы все основания для удовлетворения. Тэклтон не имел возможности помешать беседе: чем более жизнерадостной становилась в обществе Крохи его нареченная невеста, тем мрачнее выглядел он сам, — хотя свести их вместе, и именно ради этого, было исключительно его идеей. Он был истинной собакой на сене, этот Тэклтон. Они смеялись, смеялись дружно и весело, а он сразу вбил себе в голову, что смеются над ним.

— Ах, Мэй! — сказала Кроха. — Дорогая, моя дорогая, какие перемены! Веселые школьные деньки! Вспомнишь — и чувствуешь себя снова молодой!

— Так вроде бы вы и так не старуха, а? — произнес Тэклтон.

— Посмотрите на моего спокойного солидного мужа, — парировала Кроха. — Он добавляет мне лет двадцать по меньшей мере. Верно, Джон?

— Сорок, — буркнул возчик.

Кроха засмеялась.

— А уж сколько вы прибавите к возрасту Мэй, я даже и не знаю. К следующему дню рождения ей будет никак не меньше ста.

Тэклтон засмеялся, и смех его звучал гулко, словно ударили в барабан. Впрочем, выглядел он так, что если бы мог свернуть Крохе шею, то сделал бы это непременно.

— Ох, дорогая! — сказала Кроха. — Только вспомни, как мы болтали в школе о своих будущих избранниках. Молодым, красивым, веселым, жизнерадостным — каким я только своего не представляла! И Мэй тоже. Ах, дорогая! Какими же глупыми девчонками мы были тогда — уж не знаю, смеяться или плакать.

Мэй, кажется, знала, что из двух этих вариантов выбрать: лицо ее покраснело, а в глазах стояли слезы.

Кроха добавила:

— Порой мы даже перебирали знакомых молодых людей. Предполагали ли мы тогда, как оно будет на самом деле? Я точно помню, что никогда не обращала на Джона особого внимания; никогда о нем не думала. А если бы я сказала, что ты выйдешь замуж за мистера Тэклтона, ты бы меня стукнула. Ведь правда, Мэй?

Хотя Мэй не сказала «да», она совершенно точно не сказала «нет» — и вообще никаким образом не выразила несогласия.

Тэклтон засмеялся — довольно громко и визгливо. Джон Пирибингл засмеялся тоже, в своей обычной добродушной манере; по сравнению с Тэклтоном, его смех казался шепотом.

— Ну и что? Никуда вам от нас не деться! — заявил Тэклтон. — Где все эти ваши молодые женихи, а?

— Некоторые в могиле, — ответила Кроха, — другие забыты. А некоторые, окажись они сейчас здесь, решили бы, что нас подменили. И ни за что не поверили бы своим глазам. Не поверили бы, что это на самом деле, что мы и вправду смогли их забыть. Нет! Ни за что бы не поверили!

— Эй, Кроха! — воскликнул возчик. — Женушка!

Она говорила так горячо и страстно, что, без сомнения, оклик был не лишним. Муж перебил ее очень мягко, просто желая заступиться за старого Тэклтона; однако это оказалось действенным: Кроха умолкла и больше не произнесла ни слова. Даже в ее молчании чувствовалось какое-то необычное волнение, которое подозрительный Тэклтон, направив на нее свой прищуренный глаз, отлично заметил — и запомнил.

Мэй тоже не промолвила ни словечка — ни дурного, ни доброго, — а только тихо сидела, опустив глаза, не проявляя никакого интереса к происходящему. Разговором завладела достойная леди, ее мать: она изрекла, что девушки девушками, прошлое прошлым, и уж коли молодежь молода и легкомысленна, она и ведет себя как все молодые и легкомысленные особы, — а потом произнесла еще несколько таких же звучных и неоспоримых сентенций. А после благочестиво заявила, что, благодарение Небесам, уж ее дочь Мэй — покорное родительской воле послушное дитя, на счет которой рассуждение о молодых красивых женихах отнести никак нельзя. А что касается мистера Тэклтона, — очень выразительно произнесла она, — он, вне всякого сомнения, образец для нравственного подражания и лучший зять, которого она только может пожелать.