Рождественские повести

- Ты точна, как всегда, Милли, - сказал мистер Уильям и взял у нее из рук поднос. - Как же иначе! Вот и миссис Уильям, сэр! Он сегодня совсем тень тенью, - шепнул он жене, беря у нее поднос. - Уж такой сиротливый и несчастный, я его таким еще не видывал.

Тихая и спокойная до того, что ее присутствие было почти незаметно, Милли бесшумно и неторопливо поставила на стол принесенные блюда; мистер Уильям, немало побегав и посуетившись, ухватил, наконец, один только соусник и держал его наготове.

- А что это в руках у старика? - спросил Редлоу, садясь за свою одинокую трапезу.

- Остролист, сэр, - негромко ответила Милли.

- Вот и я говорю, сэр, - вмешался Уильям, выступая вперед со своим соусником. - Ягодки на нем как раз поспевают в эту пору. Подливка, сэр!

- Еще одно рождество наступило, еще год прошел! - пробормотал Ученый и тяжело вздохнул. - Длиннее стал бесконечный счет воспоминаний, над которыми мы трудимся и трудимся, на горе себе, пока Смерть ленивой рукою все не спутает и не сотрет, не оставив следа... А, это вы, Филипп! - сказал он громче, обращаясь к старику, который стоял поодаль с охапкой глянцевитых ветвей; миссис Уильям спокойно брала у него из рук веточки, неслышно подрезала их ножницами и украшала комнату, а старик свекор с интересом следил за каждым ее движением.

- Мое вам почтение, сэр! - отозвался старик. - Я поздоровался бы и раньше, да ведь, скажу не хвалясь, я знаю ваши привычки, мистер Редлоу, вот и ждал, пока вы сами со мной заговорите. Веселого вам рождества, сэр, и счастливого нового года, и еще многих, многих лет. Я и сам прожил их немало - ха-ха! - смело могу и другому пожелать того же. Мне уже восемьдесят семь годков.

- И много ли из них было веселых и счастливых? - спросил Редлоу.

- Много, сэр, много, - ответил старик.

- Видно, память его сдает? Это вполне естественно в таком возрасте, понизив голос, обратился Редлоу к Свиджеру-младшему.

- Ни чуточки, сэр, - возразил мистер Уильям. - Я это самое и говорю, сэр. У моего отца память на диво. В целом свете не сыскать другого такого человека. Он не знает, что значит забывать. Поверите ли, сэр, я именно про это всегда говорю миссис Уильям.

Мистер Свиджер, из вежливости никогда и ни с кем не желавший спорить, произнес все это тоном решительного и безоговорочного согласия, словно он ни на волос не расходился во мнении с мистером Редлоу.

Ученый отодвинул свою тарелку и, поднявшись из-за стола, подошел к старику, который стоял в другом конце комнаты, задумчиво разглядывая веточку остролиста.

- Вероятно, эта веточка напоминает вам еще многие встречи нового года и проводы старого, не так ли? - спросил он, всматриваясь в лицо старика, и положил руку ему на плечо.

- О, много, много лет! - встрепенувшись, отозвался Филипп. - Мне уже восемьдесят семь.

- И все они были веселые и счастливые? - тихо спросил Ученый. - Веселые и счастливые, а, старик?

- Вон с каких пор я это помню - пожалуй, вот таким был, не больше, сказал Филипп, показывая рукою чуть повыше колена и рассеянно глядя на собеседника. - Помню, день холодный, и солнце светит, и мы идем на прогулку, и тут кто-то говорит - уж верно это была моя дорогая матушка, хоть я и не помню ее лица, потому что в то рождество она захворала и умерла, - так вот, говорит она мне, что этими ягодами кормятся птицы. А малыш - то есть я - и вообразил, будто у птиц оттого и глаза такие блестящие, что зимой они кормятся блестящими ягодками. Это я хорошо помню. А мне уже восемьдесят семь.

- Веселых и счастливых! - в раздумье повторил Редлоу и сочувственно улыбнулся согбенному старцу. - Веселых и счастливых - и вы ясно их припоминаете?

- Как же, как же! -вновь заговорил старик, уловив его последние слова. - Я хорошо помню каждое рождество за все годы, что я учился в школе, и сколько тогда было веселья. В ту пору я был крепким парнишкой, мистер Редлоу; и верите ли, на десять миль окрест нельзя было сыскать лучшего игрока в футбол. Где сын мой Уильям? Ведь правда, Уильям, другого такого не сыскать было и за десять миль?

- Я всегда это говорю, батюшка! - торопливо и почтительно подтвердил Уильям. - Уж вы-то самый настоящий Свиджер, другого такого на свете нет!

- Так-то! - Старик покачал головой и снова поглядел на веточку остролиста. - Многие годы мы с его матерью (Уильям - наш меньшой) встречали рождество в кругу наших детей, у нас были и сыновья, и дочки, большие и поменьше, и совсем малыши, а глаза у всех, бывало, так и блестят - куда уж там остролисту! Многие умерли; и она умерла; и сын мой Джордж, наш первенец, которым она гордилась больше всех, теперь совсем пропащий человек; а посмотрю я на эту ветку - и опять вижу их всех живыми и здоровыми, как тогда; и Джорджа я, слава богу, тоже вижу невинным ребенком, каким он был тогда. Это большое счастье для меня, в мои восемьдесят семь лет.

Редлоу, вначале пристальным и неотступным взглядом изучавший лицо старика, медленно опустил глаза.