- Умер! - сказали тени.
- Боже милостивый! А новый год...
- Прошел, - сказали тени.
- Как! - крикнул он, содрогаясь. - Я забрел не туда, оступился в темноте и упал с колокольни... год назад?
- Девять лет назад, - ответили тени.
Отвечая, они опустили простертые руки; там, где только что были темные фигуры, теперь висели колокола.
И звонили: им опять пришло время звонить. И опять сонмы эльфов возникли неизвестно откуда, опять они были заняты диковинными своими делами, а едва смолкли колокола, опять стали бледнеть, пропадать из глаз, и растворились в воздухе.
- Кто они? - спросил Тоби. - Я наверно сошел с ума, но если нет, кто они такие?
- Голоса колоколов. Колокольный звон, - отвечала девочка. - Их дела и обличья - это надежды и мысли смертных, и еще - воспоминания, которые у них накопились.
- А ты? - спросил ошеломленно Трухти. - Кто ты?
- Тише, - сказала девочка. - Смотри!
В бедной, убогой комнате, склонившись над таким же вышиванием, какое он часто, часто видел у нее в руках, сидела Мэг, его родная, нежно любимая дочь. Он не пытался поцеловать ее; не пробовал прижать ее к сердцу; он знал, что это отнято у него навсегда. Но он, весь дрожа, затаил дыхание и смахнул набежавшие слезы, чтобы разглядеть ее получше. Чтобы только видеть ее.
Да, она изменилась. Как изменилась! Ясные глаза потускнели. Свежие щеки увяли. Красива по-прежнему, но надежда, где та молодая надежда, что когда-то отдавалась в его сердце, как голос!
Мэг оторвалась от пялец и взглянула на кого-то. Проследив за ее взглядом, старик отшатнулся.
Он сразу узнал ее в этой взрослой женщине. Так же завивались кудрями длинные шелковистые волосы; те же были полураскрытые детские губы. Даже в глазах, обращенных с вопросом к Мэг, светился тот же взгляд, каким она всматривалась в эти черты, когда он привел ее к себе в дом!
Тогда кто же это здесь, рядом с ним?
С трепетом заглянув в призрачное лицо, он увидел в нем что-то... что-то торжественное, далекое, смутно напоминавшее о той девочке, как напоминала ее и женщина, глядевшая на Мэг; а между тем это была она, да, она; и в том же платье.
Но тише! Они разговаривают!
- Мэг, - нерешительно сказала Лилиен, - как часто ты поднимаешь голову от работы, чтобы взглянуть на меня!
- Разве мой взгляд так изменился, что пугает тебя? - спросила Мэг.
- Нет, родная. Ты ведь и спрашиваешь это только в шутку. Но почему ты не улыбаешься, когда смотришь на меня?
- Да я улыбаюсь. Разве нет? - отвечала Мэг с улыбкой.
- Сейчас - да, - отвечала Лилиен. - Но когда ты думаешь, что я работаю и не вижу тебя, лицо у тебя такое грустное, озабоченное, что я и смотреть на тебя боюсь. Жизнь наша тяжелая, трудная, и улыбаться нам мало причин, но раньше ты была такая веселая!
- А сейчас разве нет? - воскликнула Мэг с непонятной тревогой и, поднявшись, обняла девушку. - Неужели из-за меня наша тоскливая жизнь кажется тебе еще тоскливее?
- Если бы не ты, у меня бы никакой жизни не было! - сказала Лилиен, пылко ее целуя. - Если бы не ты, я бы, кажется, и не захотела больше так жить. Работа, работа, работа! Столько часов, столько дней, столько долгих-долгих ночей безнадежной, безотрадной, нескончаемой работы - и для чего? Не ради богатства, не ради веселой, роскошной жизни, не ради достатка, пусть самого скромного; нет, ради хлеба, ради жалких грошей, которых только и хватает на то, чтобы снова работать, и во всем нуждаться, и думать о нашей горькой доле! Ах, Мэг! - Она заговорила громче и стиснула руки на груди, словно от сильной боли. - Как может жестокий мир существовать и равнодушно смотреть на такую жизнь!
- Лилли! - сказала Мэг, успокаивая ее и откидывая ей волосы с лица, залитого слезами. - Лилли! И это говоришь ты, такая молодая, красивая!
- В том-то и ужас, Мэг! - перебила девушка, отпрянув и умоляюще глядя ей в лицо. - Преврати меня в старуху, Мэг! Сделай меня сморщенной, дряхлой, избавь от страшных мыслей, которые смущают меня, молодую!
Трухти повернулся к своей спутнице. Но призрак девочки обратился в бегство. Исчез.
И сам он уже находился совсем в другом месте. Ибо сэр Джозеф Баули, Друг и Отец бедняков, устроил пышное празднество в Баули-Холле по случаю дня рождения своей супруги. А поскольку леди Баули родилась в первый день года (в чем местные газеты усматривали перст провидения, повелевшего леди Баули всегда и во всем быть первой), то и празднество это происходило на Новый год.
Баули-Холл был полон гостей. Явился краснолицый джентльмен, явился мистер Файлер, явился достославный олдермен Кьют, - этот последний питал склонность к великим мира сего и благодаря своему любезному письму весьма сблизился с сэром Джозефом Баули, стал прямо-таки другом этой семьи, явилось и еще множество гостей. Явился и бедный невидимый Трухти и бродил по всему дому унылым привидением, разыскивая свою спутницу.