Рождественские рассказы

СКАЗКА О ЖЕНСКОМ ХАНСТВЕ

Это было давно...

Это было тогда, когда и земля, и небо, и люди, и обычаи, и все было не такое, как нынче.

Большое ханство на земле было... Только одно и было такое, и никогда оно уже более не повторится, потому, что раз погибло волею судеб, то больше народиться на свет не может.

В этом ханстве ханом сидела женщина, и сановники все были женщины; сам Диван-Беги были женщины, и джигиты-воины были женщины, и судьи женщины, даже казы со своими муллами были женщины... Такое это уж было бабье царство.

Хана-женщину звали Занай, и сидел этот хан-женщина в городе Самираме.

Чудный это был город, совсем не такой, как нынешние города.

Стоял он не на земле, а высоко над ней, на тридцати семи тысячах столбов; и никто не мог войти в него своей волей. Никакой враг не мог достать до него с самого высокого коня, самой длинной пикой, самым длинным арканом.

Потому и держался так долго этот женский город.

В городе Самираме были и мужчины (нельзя же, чтобы совсем уж без них), только этих мужчин было немного.

Женщины все делали: и совет держали, и народ судили, и на войну ходили, и на охоту... Мужчины же сидели дома, взаперти, и только сакли убирали, пищу варили, скот доили, чистили да малых детей нянчили.

И не всех детей, а только мальчиков; девочки же все были в одно место собраны, а жили они во дворце хана Заная, под присмотром ханским, пока не вырастут.

Новорожденных девочек всех оставляли, а мальчиков собирали вместе, клали в ряд, оставляли только одного живого со ста, а остальных вниз сбрасывали волкам, тиграм, львам и птицам хищным на растерзание.

А выбирала того мальчика счастливого, одного из ста, кому жить-вырастать можно было, слепая старуха. Затем слепая, чтобы сама судьба, без ее воли, руками ее правила.

Вот пришло время родить самому хану-женщине Занаю...

Когда осенью небо снимет с себя свои синие одежды и наденет серые, оно начинает плакать над землей, и много слез-воды падает сверху...

Вздуваются тогда сильно глубокие и широкие реки, наполняются до краев озера, а все на небе слез-воды не убывает.

Так начала плакать слепая старуха, когда пришло время родить хану Занаю.

Собрался народ вокруг плачущей; стали спрашивать:

— Что вызвало у тебя, вещая, эти обильные, горькие слезы?

— Горе великое собирается над нашими головами, — отвечала старуха, — и это горе сидит теперь во чреве нашего хана Заная. Родит хан не девочку, а мальчика и погубит этот новорожденный наше женское царство!

Только сказала эти слова старуха, пуще заплакала, слезами разошлась, растаяла, и на солнце место сырое без следа и знака высохло.

Задумалась хан Занай, и народ весь женский задумался еще того более.

Собрали великий совет из самых старых... Думал этот совет тридцать семь дней, тридцать семь ночей и ничего не выдумал.

Тогда собрали молодых — думали эти тридцать семь дней, тридцать семь ночей и ничего не выдумали.

Собрали тогда одних малолеток, детей только, и самая из них маленькая девочка, от земли две ладони, говорит хану Занаю и всему народу самирамскому:

— О чем вы грустите и задумались так? Когда хан Занай родит мальчика, возьмите его и сбросьте вниз — волкам, львам, тиграм и птицам хищным на растерзание, а не кладите в ряд, чтобы судьба его в живых, на горе наше, не оставила.

Сказала это девочка, и во всем Самираме вдруг стало совсем весело.

Узнали тогда, догадались, как легко от злой беды-погибели отделаться.

Только хан Занай, мать злополучная, еще больше прежнего задумалась, сидит на ковре золотом и глаз на народ поднять не хочет.

Догадались тогда, какой змей грызет ханское сердце, отобрали двух приставниц самых злых, хитрых, да зорких и к хану Занаю сторожить роды приставили.

Заперли хана Заная в его женском дворе вместе со злыми, зоркими приставницами, наказали этим приставницам глядеть в оба, — как бы хан Занай, ради сердца своего материнского, погибели ханству своему не утаил, не сберег бы.

Долго мучилась, крепилась Занай, а пришло время, до родов только два раза солнце должно было подняться, два раза за горы спрятаться...

Заговорила тогда хан Занай — мать злополучная, со своими слугами, злыми, зоркими приставницами.

Говорит им она:

— Дам вам золота столько, сколько с собой унести сможете, халатов цветных столько, сколько до ваших домов по земле уложится... Спасите, сберегите мое детище!

— Нет! — отвечали злые, зоркие приставницы.

— Позволю вам мужей выбирать по себе, не по жребию, позволю даже от других жен мужей отбирать... Спасите, сберегите мне мое детище!

— Нет! — отвечали злые, зоркие приставницы.

Поникла головой хан Занай.

Задумались, однако, и обе злые, зоркие приставницы. Только три часа хану до родов осталось, подошли те сами, заговаривают.

Заиграло у Занай сердце радостью, стали меж собой злые стражи перешептываться.

— Не хотим мы себе мужей из здешних, а дай нам из тех, что внизу ездят, кому в город наш дорога запретная, кому к постелям нашим законом тропа не проложена!

Долго крепилась Занай, не давала этого позволения, а в последних муках, когда голос новорожденного услыхала, говорит злым, зорким приставницам: