Рождественские сказки

— Весь путь — в одну шутку, — грустно пошутил Петрушка.

— Ну, так полезай ко мне! — и Тимка помог ему забраться в карман своей куртки.

— Ширму не забудь, — напомнил Святик и побежал по следам опричников.

Острог стоял в центре Зуева. У ворот мерз мордатый часовой с бердышом в руке и кнутом за поясом. Он постукивал сапогом о сапог, будто пританцовывал.

Завидев парнишку с собакой, глазеющего на острог, опричник надул толстые щеки ещё больше, распушил усы и, выставив оружие, спросил:

— Чего надобно?

— Хотим душу вам повеселить, — миролюбиво сказал Тимка. — Небось, стоять весь день вот так тошно?..

— Ох, и тошно!.. А чем веселить будете?

— Действом потешным.

— Это я люблю… — заулыбался часовой и приготовился смотреть.

Тимка надел ширму, а Святик юркнул под её полог.

И тут над ширмой появился Петрушка:

— Добрый день, господин опричник!
Позвольте раскланяться с вами лично.
Посмешить-потешить,
лапшу на уши навешать!..

— Гы-гы-гы-ыы!.. — загоготал довольный часовой.

А Петрушка запел:

— В нашем царстве-государстве
разудалое житье:
то — безделье, то — мытарство,
то — обжорство, то — нытье.
Кто — с овцой, а кто — с овчиной,
кто-то — с суммой, кто — с сумой.
Ну, а так — все чин по чину!
Ах, ты ж, Господи, Боже мой!..

Улыбка сползла с лица часового. Он стал внимательнее прислушиваться к словам.

В нашем царстве-государстве
то — поминки, то — гульба.
То — любовь, а то — коварство,
то — затишье, то — борьба.
То — веселье, то — кручина,
или — пост, или — запой.
Ну, а так — все чин по чину!
Ах, ты ж, Господи, Боже мой!

— Но-но-но! — строго сказал часовой. Он подошел к ширме и заглянул в нее. Его лицо вмиг побелело и вытянулось от изумленья: — А это ещё кто?!.. Ты как же, висельник, из острога-то удрал?!..

Он выволок из-за ширмы кукольника Петруху и застучал бердышом по воротам. В них раскрылось зарешеченное окошко, а в нем появилась голова бородатого десятника.

— Чего там?! — недовольно спросил тот.

— Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку… — затянул часовой.

— Надрался? — неодобрительно спросил десятник.

— Нет, ваша милость!.. — завертел головой часовой. — Тут… ку-ку-кукольник… Тот, самый, что сидит в остроге… Он действо потешное показывает!..

Десятник нахмурил брови:

— Как есть, надрался в стельку! Ты хоть соображаешь, что мелешь?..

— Так точно, соображаю!

— Да как же он может одновременно сидеть в остроге и действо показывать?!..

— Скоморохи все могут! — испуганно закивал часовой. — Для них сфокусничать — главное дело!

— А-ну, покажь!..

Окошко захлопнулось.

Ворота приоткрылись, и десятник вышел к часовому.

— Ну, и где он?

— Так вот же!.. — удивленно ответил часовой.

И тут вдруг увидел, что держит в руках уже не человека, а щенка.

— Господи!.. — забормотал мордатый опричник, выпуская Святика. — Чур, меня! Ведь я только что скомороха споймал!..

— Дурак ты, Федя! Поди отоспись! Впрямь царева врага отпустишь — не обессудь тогда! На дыбе вздерну! До смерти забью!..

— Не пил я! — чуть не плакал часовой. — Хотел согреться, да ни капли не взял!.. Всему виной — скоморох проклятый, дьявол потешный! Нешто я псину от кукольника не отличу?!.. И где этот парень? Это все его штучки! С ним был этот пес!

Тимофей, тем временем, свернул ширму и запрятал в ней Петрушку.

Часовой двинулся-было в его сторону и — замер с раскрытым ртом: на него надвигался огромный медведь, которого придерживал богатырского вида парень.

— Лесной архимандрит!.. — в ужасе прошептал десятник, пятясь к воротам.

Туда же отступил и часовой. Столкнувшись в узком проходе чуть приоткрытых ворот, и не уступая один другому, они застряли, тесно прижавшись спинами и брыкая друг друга.

А «медведь» неотвратимо приближался. Тимка отпустил повод. За воротами в испуге заржали кони, почуяв присутствие косолапого.

«Медведь» заревел во всю мощь, славные опричники грохнулись наземь и поползли бегом, как тараканы, в разные стороны.

Из кармана десятника вывалилась связка ключей. «Медведь» тут же подобрал их и вновь обернулся в Святика.

— За мной! — крикнул щенок Тимке, и они вбежали в острог.

К ним уже спешили встревоженные опричники. Святик тут же перевоплотился в десятника.

— Что, соколики?! — заорал он. — Проспали врагов-то?!.. Живо на коней! Двое их было, в платьях опричников.

Зная его крутой нрав, перепуганные служаки с разбегу вскакивали на коней и пулей вылетали за ворота. Через мгновенье двор опустел.