Остина, Этана или Дрю в тот год я так и не увидел. Они выпускались в том же году, что и Дэвид, так что я думаю, что они тоже уехали куда-нибудь учиться. Я надеялся на это. Что касается меня, то видеть иx снова я не хотел.
Всё, кажется пришло в норму. Насколько это вообще возможно..
До того рождественского утра.
Я проснулся первым. Еще до рассвета. После ночного кошмара, впервые за некоторое время. Я думал они ушли насовсем, до кануна Сочельника, когда из камина вылезла Хромая Кристи, одетая в наряд Санты и поползла ко мне, волоча по полу свои перетянутые ноги. Смеясь. Смеясь и крича одновременно. Я проснулся весь в поту, как в былые времена и встал, потому что заснуть в любом случае не смог бы. Решил посмотреть телевизор, пока не проснутся остальные и мы не продолжим праздновать Рождество.
Наверное я потирал глаза, когда шел по коридору из своей спальни в гостиную, потому что почувствовал это под ногами раньше, чем увидел. Кровь. Пропитавшая ковер в гостиной и выступившая между пальцев ног, когда я шагнул в комнату.
Я не помню, но наверное я кричал. Просто где-то через минуту я понял, что папа и мама здесь, рядом, и мы втроем разглядываем гостиную. Сначала мы молчали, лишь тихая рождественская музыка звучала из радио. Затем мама закричала и побежала к елке, красной от пропитавшей ее крови Дэвида. Его внутренности красно-розовой спиралью обматывали дерево, а внутренние органы свисали как украшения. Две выпотрошенные ступни - остались лишь кожа и слой мяса - висели прямо над камином. Прибитые к стене и наполненные маленькими кусочками угля, похожими на черную гальку. Руки и ноги горели в камине, издавая запах поджаренных колбасок, потрескивала и лопалась подгорающая кровь. Мой брат больше не был моим братом. Его останки целиком - ну, почти целиком - стояли прислоненные к стене, в конце комнаты. Его торс, шея и голова. Вскрытые и набитые углем, кусками покрупнее тех, что наполняли ступни. Его кожа была растянута до предела и раздута до отказа. Щеки бугрились как защечные мешки хомяка. Вместо глаз в глазницы были вдавлены два иссиня-черных уголька. Его кожа была бледной, как снег, и пока я стоял, разглядывая его, из другой комнаты доносилась песня «Фрости-снеговик». Если бы у меня была волшебная шляпа, я надел бы ее на голову Дэвиду, чтобы посмотреть проснется ли он.
Мама на полу вопила и выкрикивала имя моего брата, ее руки и колени были в крови. Папа был с ней, пытался ее успокоить, но кричал чуть ли не громче чем она. Он старался не смотреть на комнату, он смотрел на маму, глаза которой разглядывали каждый его сантиметр.
Наверно, я был слишком шокирован, чтобы отреагировать так, как нужно. Или, может быть, после того, что мы натворили, глубоко внутри, я ожидал чего-то подобного. Но я подошел к перекрученному Дэвиду поближе и осмотрел эту мерзость, кусок за кусочком. Я уже говорил, что набитый углем, окровавленный снеговик, бывший Дэвидом, был почти целым. Последнюю часть я нашел насаженной на самую макушку елки. Или, точнее, последние три части. Я не проверял, но могу поспорить что в кожаном мешочке было два округлых уголька - там, где они должны были быть. Верхушка дерева должно быть была смята довольно сильно, потому что последняя кусок торчал прямо вверх. Точно так же, как тогда, когда он нырял в Кристи.
- Почему? - сказала мама. Слово прозвучало грубо и оборвалось так, словно у нее болело горло. Ее глаза были красными, как кровь, пропитавшая ковер под ней. - Зачем кому-то делать это?
Папа держал ее и качал головой, уткнувшись лицом в макушку ее головы, спрятавшись за ее растрепанными волосами. Наверное он матерился, но разобрать слов я не мог.
На камином, примерно в футе на носками из кожи, было выложенное елочной гирляндой слово. В стену были вбиты маленькие гвоздики, чтобы провод мог на чем-то держаться и образовывать нужные буквы. Разноцветные. В виде мерцающего узора.
- Ты говоришь ерунду, - говорит папа. - Дэвид не мог… У меня хорошие мальчики и они не могли…
Я рассказываю ему все. Все, что могу вспомнить. В секретах больше нет пользы. Я знаю: он увидит правду достаточно скоро. Раньше, чем закончится день. В любую секунду, насколько я знаю. Папа просто стоит и изучает пол, словно на нем есть ответы. Я знаю, он пытается осмыслить, как его сыновья могли быть частью чего-то настолько ужасного как то, что мы натворили.
Одри испускает новый крик и выдергивает папу из этого. Он бросает на меня еще один взгляд, словно пытаясь решить - я все еще ему сын или нет, затем поворачивается ко мне спиной и бежит обратно в спальню. Прежде, чем он туда добрался, выбегает мама с прижатым к уху сотовым телефоном, затем убирает его и смотрит на экран.
- Берл, сигнала нет. Как такое может быть?
- Я точно знаю как, - говорю я. - Никто не поможет. Всё, что мы сейчас можем - попробовать одолеть его.
- Одолеть его? Кого?
- Хватит этого дерьма, Бобби, черт тебя возьми. Ты слышишь меня? Хватит!
- Что здесь происходит, - спрашивает мама и снова набирает 911, но с тем же результатом.