Рождественский пирог

Послышались удаляющиеся шаги. Через мгновение к постели приблизилась Джокаста. Алекс подвинулся, давая ей место. Я искоса взглянула на нее и с радостью убедилась, что выглядит Джокаста в точности так, как я ее себе и представляла. Мне сразу стало легче. Знаете, бывает, до знакомства с человеком уже имеешь о нем представление, а потом при личной встрече разочаровываешься. Так вот, это совсем не тот случай.

Джокаста была высокой, седовласой, с ярко-синими, широко расставленными глазами на загорелом обветренном лице. Одета она была, мягко говоря, неординарно: штаны из овечьей шкуры, переплетенные кожаными ремнями, и подобие камзола, опять же из овчины, а в ушах покачивались длинные этнические серьги. Да, наряд, конечно, странноватый, но на ней он почему-то выглядел стильно.

— Так, Поппи, дайте-ка я взгляну. Я раньше работала медсестрой, так что вы в надежных руках…

— Мам! Ты никогда в жизни не работала медсестрой! — возмутился Алекс.

— Да, сынок, ты прав. Однако я сочла, что это успокоит Поппи, а ты все испортил. Что же делать? Может, попросить Тома вытащить стекло? Он прекрасно лечит овец, когда те начинают хромать, — задумчиво сказала Джокаста. — Хотя это, конечно, не совсем одно и то же.

— Пожалуйста, не надо, — взмолилась я. — Я не вынесу такого позора — мне и так ужасно стыдно. Алекс, попробуй ты еще раз. Тяни сильнее!

— Подождите, пока принесут бренди. Нам всем нужно хлебнуть для храбрости, — порекомендовала Джокаста. — И знаете, Поппи, я все равно очень рада с вами познакомиться. Дэйви столько о вас рассказывал, хорошо, что вы приехали.

Я хихикнула, но тут же скорчилась от боли. Какая Джокаста милая и до чего же смешно врет.

— Мне очень, очень неловко, простите, — начала я, но величественный жест унизанной кольцами руки прервал мои слова.

— Ой! А кто это в корзинке — обезьяна?! — восторженно воскликнула Джокаста.

Пришлось рассказать о том, как Джики оказался у меня, и о том, что Дэйви должен отвезти нас в питомник, хотя Алекс уже слышал эту историю.

Джокаста присела на корточки перед корзинкой, что-то приговаривая вполголоса и поглаживая Джики сквозь прутья.

— Как же я вам завидую! Нам с Эдвардом на свадьбу подарили беличью обезьянку, есть такая порода — саймири, но моя мама заставила нас отказаться от подарка. Она сказала, что эти зверьки любят вытворять всякие непристойности, сидя на полке.

— И не только на полке, — многозначительно добавила я.

Она рассмеялась, потом прикрикнула, чтобы ее муж и сын поторопились подняться к нам с бокалами:

— Мы с Поппи тут фактически умираем от шока, не говоря уже о потере крови и зависти к обезьяньему роду! — Она повернулась к Алексу: — И что они там так долго?

Послышались шаги, и появились Дэйви с Эдвардом. Они несли поднос с запотевшей бутылкой шампанского и высокими бокалами.

Эдвард был точной копией Дэйви, только лет на сорок постарше. Одет безупречно, волосы светлые. Голос у него был сиплый, его явно смущала вся эта история.

— Придержите-ка коней, — объявил он. — Вступает кавалерия. Мы решили, что не грех распечатать бутылочку «Вдовы», на дворе Рождество как-никак.

Он поставил поднос на столик рядом с кроватью, старательно избегая смотреть на мой зад.

— Сокровище ты мое. Как всегда все предусмотрел, — с обожанием сказала Джокаста.

После некоторой возни шампанское откупорили и разлили по бокалам. Дэйви начал расспрашивать Алекса о Париже, в то время как Джокаста с Эдвардом перемывали косточки епископу. («Но, милый, я уверена, что зубы у него вставные».)

Можете считать меня занудой, но мне было неловко. Похоже, все очень быстро освоились с моим постыдным положением, и мне пришлось жалостливо застонать, дабы привлечь внимание к своему несчастью.

— Алекс, пожалуйста, попробуй еще раз. Мне правда очень-очень больно.

Стентоны, устыдившись, что стоят у одра страдалицы и как ни в чем не бывало попивают шампанское, засуетились.

Решено было, что Алекс изо всех сил потянет застрявшее стекло, а Джокаста постарается остановить поток крови. Алекс собрался было с духом, еще разок приложившись к шампанскому, как Джокаста сказала:

— Подождите-ка. Поппи, сожми покрепче зубы, а если не поможет — а не поможет точно, — матерись что есть мочи. И забудь всю эту ерунду про правильное дыхание. Я пробовала во время родов — толку никакого. Ничего нет лучше грязного словца от души, сильного обезболивающего и толпы любящих родственников. Так, готова?

Я кивнула, и Алекс занял исходную позицию.

Когда Алекс победоносно вскинул пинцет с осколком, грянули аплодисменты, потом Джокаста промокнула рану чем-то едким, шмякнула сверху кусок ваты и прилепила пластырь. Мне удалось воздержаться от грязной ругани, хотя боль была нещадная. А уж с каким облегчением я наконец одернула свою ночную рубашку, и описать невозможно. Я закуталась в шаль и попробовала сесть, но едва снова не заорала от боли.

— Джокаста, кажется, у тебя была специальная надувная подушка, надо бы найти ее для Поппи, — предложил Эдвард.