Рождественский пирог

— Самое прямое! Если подумать, то для меня это была серьезная травма! Поэтому я теперь совершенно не в состоянии воспитывать детей!

— С тобой и в детстве-то невозможно было разговаривать, Дэйви! Ну постарайся хоть немного нам помочь! Знал бы ты, что пришлось пережить нам с отцом! Столько волнений, расходов на этот фонд и завещание! — яростно вопила Джокаста.

— Неужели столько, что вы даже не смогли позволить себе съездить в отпуск в прошлом году? — ласково спросил Алекс. — Ой, как же я забыл, вы ведь не один, а два раза в прошлом году ездили в Египет, да?

Эдвард едва ли не с кулаками набросился на него:

— Как ты смеешь говорить с матерью в таком тоне! Немедленно извинись! А в Египет мы ездили по делам, ну, за покупками. И вообще тебя не касается, как мы расходуем свои деньги!

— Будет тебе, Эдвард…

— Не останавливай меня, Джокаста! Ты знаешь, что я этого не выношу. Ведешь себя как старая няня в антиварикозных чулках…

— В антиварикозных чулках?! Я в жизни не носила таких чулок, хотя однажды мне пришлось ходить с подвязкой на руке, когда я повредила локоть…

Кричала даже Табита:

— Я не понимаю, какое отношение чулки и подвязки имеют к моей способности воспитывать ребенка! И где я решу растить ребенка, здесь или вместе со своими друзьями с семинара, никого не касается!

Дэйви вскочил:

— Потому что ты — глупая, эгоистичная девчонка, которая не в состоянии прожить на одном месте достаточно долго, чтобы вырастить хоть что-то, не говоря уже о детях!

Табита запустила в него чашкой кофе (к счастью, холодного) и разревелась.

Эдвард заорал на Дэйви:

— Посмотри, что ты наделал, ты ее расстроил!

Джокаста выгребла из солонки горсть соли и швырнула, метясь в кофейное пятно на рубашке Дэйви, но промахнулась, и большая часть соли угодила ему в лицо.

— Спасибо, мама! Не хватало мне еще ослепнуть! — заорал Дэйви.

— И поделом тебе! Хватит шум из-за ерунды устраивать. Можешь включить этот случай в список несчастий вместе со своей медвежьей трагедией, — съязвила Джокаста.

Я смотрела на них открыв рот. Никогда в жизни мне не доводилось видеть, чтобы члены одной семьи так себя вели, — они были совершенно безжалостны друг к другу.

Союзники через минуту становились врагами, и наоборот. Старые обиды всплывали одна за другой. Кто-то коснулся моего плеча. Обернувшись, я увидела, что Одесса знаками манит меня за дверь. Я на цыпочках выбралась из зала. Было и приятно освободиться от этой мучительной обязанности, и одновременно жаль уходить — очень уж хотелось узнать все семейные тайны.

Уже на пороге я услышала, как Дэйви обвинил Алекса, что в последней гонке по крыше тот сжульничал. Алекс побагровел и потребовал извинений.

— Боже милостивый, — вздохнула я, — и долго еще это будет продолжаться?

— Трудно сказать. Ну ничего, пошумят-пошумят, глядишь, и полегчает, — спокойно ответила Одесса.

На кухне мы загрузили посудомоечную машину, и я объяснила Одессе, как с ней обращаться. Она наблюдала за мной с недоверием, но когда увидела результаты — сверкающие тарелки, недоверие сменилось благоговением.

Мы заварили чай и сели за стол. Я зевала не переставая.

Одесса предложила:

— Поспи немного. Я тебя разбужу, когда разберусь с этой семейкой.

Слабо кивнув и ткнувшись Одессе в щеку, чем явно растрогала ее, хоть она и пыталась отмахнуться, я пошла наверх. Посреди комнаты стоял мой чемодан (должно быть, Дэйви принес), но я не глядя на него рухнула на кровать и тут же провалилась в сон. Когда я очнулась, за окном было темно. Неужели они до сих пор ссорятся, подумала я, не представляя, сколько часов может тянуться семейный совет Стентонов.

Я умылась и осмотрела себя в зеркало. Всего несколько дней назад я ступила на вокзал Пэддингтон, но за это время произошло столько всего, что я удивилась, как эти перемены не отразились на моем лице. Я причесалась, пытаясь придать прическе тот же вид, который был у нее сразу после стрижки, впрочем, не слишком успешно. Возможно, этой прическе требуется еженедельный уход в очень дорогом салоне. Вот черт.

Порывшись в косметичке и неловко намазав растрескавшиеся губы блеском, я подумала, что не помешало бы как-то замаскировать последствия чрезмерного потребления алкоголя и жирной пищи. Но несмотря ни на что, я выглядела довольной жизнью.

Я перерыла весь чемодан в поисках чего-нибудь новенького. Нашла яркую замшевую юбку, которая была на мне в поезде (втайне я надеялась, конечно, что воспоминания о том происшествии возбудят Алекса). И едва успела застегнуть молнию (далось это с трудом — количество съеденных пирогов давало о себе знать), как в дверь постучали.

Это была Одесса. И выглядела она растерянной.

— Что случилось? — перепугалась я.

— Они все еще ругаются! Я напоила их чаем, потом кофе. Табита уснула, Алекс с Дэйви грызутся как заведенные, Эдвард пытается улизнуть к себе в кабинет, но Джокаста заперла дверь! Это почище любого телешоу.

— Но хоть к какому-нибудь решению они пришли?

— Нет, — недовольно фыркнула она. — Думаю, пора их подхлестнуть. Дело за тобой.