Рождественский подарок Дика Свиста

Когда, проснувшись, он продолжил свой «исход», в расслабляющую дневную жару начала проникать искорка холода, и как только эта предвестница морозной ночи дошла до сознания сэра Перегрина[4], он ускорил шаг и начал подумывать о приюте на ночь. Теперь он шел по дороге, тянувшейся у основания дамбы и следовавшей за всеми ее изгибами. Куда она вела, он не знал. Кусты и густая трава подступали к самой колесной колее, и из зарослей, злобно и пронзительно звеня, роем вылетала мошкара, этот бич низких и топких местностей. По мере приближения вечера воздух становился все холоднее, а гудение москитов — все раздраженнее и назойливее, заглушая все другие звуки. Справа на горизонте Дик видел движущийся зеленый луч света, а вместе с ним, точно на экране волшебного фонаря, двигались мачты и трубы приближающегося большого парохода. Слева от дороги тянулись таинственные болота, откуда неслись странные гортанные крики и приглушенное карканье. Бродяга начал насвистывать веселую мелодию, чтобы нейтрализовать эти пугающие воздействия, и, наверное, никогда прежде, с тех пор как сам Пан наигрывал на свирели[5], такие звуки не оглашали эти пустынные, мрачные места.

Отдаленное цоканье за спиной Дика вскоре перешло в резвый перестук лошадиных копыт, и он отступил в росистую траву, чтобы освободить дорогу. Обернувшись, он увидел приближающийся щеголеватый экипаж, запряженный парой отличных серых лошадок. Переднее сиденье занимал плотный седоусый человек; все внимание его было поглощено вожжами, которые он натягивал в руках. За его спиной сидела величавая женщина, средних лет и прехорошенькая девчушка, находящаяся на самом пороге юности. Полость, покрывавшая колени мужчины, чуть сползла, и под ногами у него Дик заметил два объемистых холщовых мешка. Такие мешки Дик не раз видел во время своих скитаний по городам. Тщательно охраняя, их возили от почтовых вагонов к дверям банков, а иногда наоборот. Вся остальная часть пролетки была завалена свертками различной формы и величины.

Когда пролетка поравнялась с отступившим в сторону бродягой, девчушка с сияющими глазами, побуждаемая каким-то шаловливым импульсом, перегнулась к Дику с веселой приветливой улыбкой и звонким протяжным голоском прокричала: «Веселого ро-жде-ства!»

Такие вещи не часто случались с Диком Свистом, и он в первую минуту растерялся, не зная, как в этих случаях следует отвечать. Но поскольку времени на размышления не было, он положился на свой инстинкт и, сорвав с головы потрепанный котелок, быстро взмахнул им, затем плавным движением прижал его к груди и громко, но церемонно выкрикнул вслед несущейся пролетке:

— Ух ты!

Когда девочка перегнулась с пролетки, один из свертков развернулся, и что-то мягкое и черное выпало из него на дорогу. Бродяга наклонился и поднял новый шелковый чулок черного цвета — тонкий, изящный, длинный. Шелк скрипел под пальцами, но был нежным и мягким на ощупь.

— Ах ты, паршивка маленькая! — сказал Дик Свист, и широкая ухмылка показалась на его веснушчатом лице.

— Видали? «Веселого рождества»! И пропела так звонко, ну словно тебе часы с кукушкой! А шикарная публика, провалиться мне на месте. Старикан-то запихал под ходули мешки с деньгой, ровно сушеные яблоки. А малявочка чулок выронила. Видно, для Санта Клауса приготовила. Ах ты, паршивка маленькая! Видали? Все равно что сказала: «Хэлло, Джек, как дела?» И бойкая — ни дать ни взять барышня с Пятой авеню!

Дик Свист аккуратно свернул чулок и сунул его в карман.

Лишь спустя два часа он набрел на признаки жилья. За поворотом дороги показались строения большой плантации. Он без труда узнал резиденцию плантатора в большом квадратном доме с двумя крыльями, с множеством огромных ярко освещенных окон и широкими верандами, идущими по всей его длине. Дом стоял на аккуратной лужайке, слабо озаряемой светом, льющимся через окна от ламп. Он был окружен живописной рощей. Аллея и ограда были обсажены кустарником на старинный манер. Жилища батраков и фабричные строения находились поодаль. Теперь по обе стороны дороги тянулась ограда. Дик Свист внезапно остановился и потянул носом воздух.

«Не иначе, где-нибудь поблизости какой-то бродяга мясо варит, — сказал он про себя, — или мой нос здорово меня обманывает».

Он решительно перелез через забор, находившийся с подветренной стороны, и очутился на заброшенном пустыре, где валялись кучи битого кирпича и старые гнилые доски. В углу он увидел слабый отблеск костра, который уже успел превратиться в груду тлеющих углей, и смутно различил какие-то темные фигуры, не то лежавшие, не то сидевшие вокруг него. Он подошел поближе и при свете внезапно вспыхнувшего уголька ясно увидел фигуру жирного оборванца в старом коричневом свитере и кепке.

«Этот тип, — произнес про себя Дик Свист, — вылитый двойник Гарри Бостона. Ну-ка проверим!»

Он просвистел два-три такта рэгтайма. Мелодия была немедленно подхвачена, а затем быстро оборвалась странной руладой. Первый из свистевших без опаски приблизился к костру. Жирный бродяга поднял голову и заговорил с шумным астматическим дыханием: