К концу недели Кеннеди так и не объявился. Я надеялась, что он соскучится и позвонит: мои контакты, как вы понимаете, были известны ему как нельзя лучше. В пять часов в пятницу я сидела за рабочим столом, абсолютно не стремясь домой. Коллеги уже спешили к выходу, а я все разбиралась в своей почте, решив отыскать письма, с которых все началось. Перечитывая цепочку сообщений, я кое-что оценила иначе, в частности, ответ автора колонки советов (вернее, ее помощницы). Сорайя писала:
Господи, как разозлило меня тогда это письмо! Но теперь я поняла, что Сорайя попала в точку – у меня нет личной жизни.
Я вздохнула. Особа отчаянного склада попыталась бы это как-то изменить. А я закрыла ноутбук и надела пальто.
Четыре часа спустя, уже дома, я все думала о той переписке. Уплетая пиццу и запивая вином, я вдруг решила еще раз написать колумнистке: если она оказалась права один раз, может, подскажет, как мне быть с Кеннеди? Схватив ноутбук, я, подстраховавшись, начала писать с моей личной почты (не хватало, чтобы ответ и на этот раз попал не в те руки):