Рождественское благословение

В обеденный перерыв я заглянул к Хоуп. Малышка лежала одна, вопреки обыкновению очень грустная и бледная. Я присел на край ее кровати и улыбнулся. Девочка посмотрела на меня и смахнула со щеки слезинку. Она протянула ко мне руки, и я осторожно ее обнял.

– Что случилось, Хоуп? – прошептал я, вытирая ей слезы. – Позвать доктора Гёрца?

Она покачала головой и уткнулась мне в грудь.

– Мне грустно, доктор Эндрюс, – сказала Хоуп.

Я улыбнулся. Что бы я ни говорил и как бы старательно ни объяснял, что я не доктор, убедить Хоуп мне не удалось. Я отстранился и посмотрел ей в лицо.

– Отчего ты грустишь?

– Тот мальчик умер… ради меня. – Хоуп снова расплакалась, и я протянул ей салфетку. – Он умер, и поэтому мне грустно. – Я вытер ей щеки и опять обнял девочку. – А я даже не могу сказать «спасибо»…

– Ты благодаришь его каждый день, – ответил я и погладил Хоуп по голове.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Как это?

– Ты открываешь глаза и дышишь.

– И так я говорю «спасибо»?

– Да, это самое большое «спасибо» на свете, Хоуп, потому что ты жива.

– Но почему я жива, а он – нет? Не понимаю.

Я помог девочке лечь на подушку и взял ее за руку.

– Он знает, – сказал я. – Он теперь все знает, и этот мальчик очень рад, что помог тебе.

Хоуп помолчала.

– Его маме и папе грустно?

– Да, – ответил я. – Они всегда будут печалиться о сыне. Когда умирает тот, кого мы любим, у нас на сердце открывается незаживающая рана. Со временем становится легче, но рана никогда не затягивается до конца. Понимаешь? – Хоуп кивнула и крепко обняла мягкую игрушку Винни-Пуха. – Родителям мальчика очень плохо, но они рады, зная, что где-то на свете есть девочка, которая обнимает Винни-Пуха.

Хоуп чмокнула медвежонка в мягкий, черный нос.

– Почему они решили мне помочь? – прошептала она.

– Они знают, что такое настоящая любовь. И даже не подозревая, что сердце нужно именно тебе, эти люди решили помочь.

– Хотя им было так тяжело?

– Да, в самые мрачные минуты они чувствовали, что кому-то нужна помощь.

– И это была я!

– Правильно.

Я укутал Хоуп вместе с Винни-Пухом одеялом, и девочка поманила меня поближе, будто собираясь открыть мне тайну. Я склонился над ней, и Хоуп обхватила меня за шею крошечными ручками, чмокнув в щеку.

– Доктор Эндрюс, я вас люблю! – тихонько засмеялась она.

И мне вдруг стало невыносимо тяжело даже представить, что скоро я больше не увижу таких детишек, как Хоуп. Я погладил ее по руке и обернулся – в палату вошла мать девочки с чашкой кофе и целой стопкой детских книг, которыми она надеялась развеселить дочку. Увидев на лице Хоуп улыбку, она удивленно посмотрела на меня, недоумевая, как мне это удалось.

Я решил перекусить кофе с сэндвичем, но больничный кафетерий закрыли – прорвало трубу, случился настоящий потоп. Я перешел через улицу в кафе «Макбет» и увидел там доктора Гёрца. Я впервые встретил его вне больницы. Мне было невдомек, что заведующий отделением кардиологии обедает в забегаловках вроде «Макбет». Я отвернулся в надежде остаться незамеченным, но доктор Гёрц меня окликнул. Я помахал ему в ответ и подошел.

– Присаживайтесь, – указал он на стул.

Я сел.

– Как практика?

Неужели еще не слышал? Я-то думал, что доктора знают, кто из студентов первый кандидат на вылет.

– Мне нравится работать с новыми пациентами, – сказал я, избегая прямого ответа на вопрос.

– Я заметил. Хоуп от вас в восторге. А на нее непросто произвести впечатление.

Я отпил кофе и покачал головой.

– Не знаю, как вам удается не привязываться всей душой к пациентам, таким как Хоуп, Чарли и Меган.

– А кто сказал, что я не привязываюсь? – Доктор Гёрц вытер пальцы салфеткой. – Я держал Меган на руках, когда ей было всего несколько дней от роду. И не описать, каким глубоким стариком я себя чувствую, когда вспоминаю об этом. Родители носили Меган на прием к семейному доктору, а потом заходили ко мне, чтобы проверить диагноз, узнать мое мнение о новых лекарствах. Дошло до того, что Меган приносили ко мне, едва родителям казалось, что с ней что-то не так.

Я слушал и думал, что ни один заведующий отделением кардиологии большой больницы никогда не согласился бы вот так запросто принимать пациентов.

– А почему вы не отправили их обратно к семейному врачу?

Доктор снял пластиковую крышечку с картонного стаканчика с черным кофе и сделал большой глоток.

– Не знаю. Когда Меган впервые посмотрела на меня огромными голубыми глазами… я просто понял, что нужен ей и должен стать ее врачом. Дети, у которых больное сердце… не такие, как все. Они слушают сердцем и чувствуют жизнь сердцем. Когда ребенок смотрит на меня, я точно знаю, что он видит не дипломы и награды, висящие на стенах, а просто врача в белом халате. И от этой мысли становится страшно.

Я и представить себе не мог, что доктору Гёрцу не чуждо чувство юмора.

– Вы помните всех пациентов, которых лечили за годы работы?