- Чем больше я думаю о Рождественском Перемирии 1914 года, тем больше меня это озадачивает, - продолжил Сорен. - Как это произошло? Давным-давно на ужине в честь Дня благодарения я консультировал людей, которые не видели близких родственников несколько лет из-за ссоры из-за политики или религии, война просто на словах. Но эти мужчины в траншеях убивали друг друга, буквально стреляли друг в друга месяцами до того, как наступило перемирие. Как оно произошло? Почему? У меня есть теория. Зимой холодно, и холоднее, чем зимой в Европе в траншее, быть не может. Солдаты замерзли как никогда в своей жизни. Но Рождество - это тепло. Это горячий сидр и свечи, и рождественское полено, и слишком много людей в церкви.
И еще одна волна мягких усмешек.
- К Рождеству солдаты превратились в глыбы льда. И мы знаем, что происходит, когда бросаете кубик льда в горячий напиток? Лед трескается. Этот феномен известен как «дифференциальное расширение». Ядро кубика льда остается холодным и твердым, но наружная его часть контактирует с теплом и расширяется. И в один миг трескается. Рождество пришло к этим заледеневшим солдатам, выплеснулось на них, и они треснули. Может, поэтому многим из нас Рождество приносит боль. Мы ощущаем эту трещину, эту брешь, которую в нас пробил этот праздник. Думаю, поэтому на Рождество мы ощущаем столько холода, темноты внутри нас, которые выходят - злость, что еще один год уже прошел, столько времени потрачено впустую, одиночество в ожидании провести Рождество с кем-то, кто не хочет его с тобой проводить. Или хуже того, чувство, которое мы просто забыли.
Краем глаза Кингсли заметил, как Нора украдкой вытерла слезу.
- Но... - сказал Сорен, - может быть, есть что-то хорошее, что рождается из этой трещины в наших сердцах. Так создается место для хороших вещей, которые могут проникнуть внутрь, светлые, теплые вещи. Пламя свечи. Музыка. Старые друзья, зашедшие без предупреждения. И еще... любовь? Надежда? Прощение? Кажется разумным, что Рождество заставляет нас хотеть прощать друг друга, хотя бы на день. Понимаете, Рождество, само по себе, акт прощения. Вначале Бог вручил нам всем подарок - мир. И мир был чистым и прекрасным, и невинным, и мы разрушили его через пять минут после вручения. Мы были детьми в посудной лавке и разбили мир, не понимая, что разбили себя вместе с ним. И вместо изгнания нас из Его «списка Рождественских подарков», что я бы на его месте сделал, Бог вручил нам другой подарок. На самом деле, самый для Него ценный во вселенной - Его новорожденного сына. И этот подарок, дар Сына божьего, мы не могли сломать. Хотя и пытались, не так ли? Мы пытались. - Сорен многозначительно посмотрел на большое распятие на стене.
- Тем не менее... – не останавливался Сорен, улыбаясь как благословляющий священник, - есть и хорошие новости. Господь дал нам Своего Сына как акт непомерного прощения. И мы действительно пытались сломить его, и на несколько дней показалось, что нам удалось. Ох, мы не сломили его. Потому что Иисус - это любовь, а любовь, настоящую любовь, можно бросать и пинать, и избивать, пороть и бить, и распять на кресте. Но она будет жить. Истинная любовь живет и будет жить вечно. И я желаю вам счастливого Рождества и еще поздравляю нашего Господа с Днем рождения, ибо он каждый год возрождается в наших сердцах. И в этом и есть значение слов Иммануила - Бог с нами. Рождество с нами как прощение на протянутых ладонях.
Проповедь закончилась, и Нора потянула Кингсли за руку, выводя его из святилища в притвор.
- Ты в порядке? - спросила Нора.
- Я?
- Ты так сильно сжимал мою руку, что я подумала, ты ее сломал.
- Правда? – не поверил Кингсли. - Прости.
- Он добрался до тебя? - поинтересовалась она, сочувственно улыбаясь.
- Немного, - признался Кинг.
- Это происходит с лучшими из нас.
В святилище снова заиграла музыка.
- Хочешь уйти? - спросила она. - Или хочешь пойти к нему и подождать там?
- Только на несколько минут, - ответил Кингсли. - Я смогу вручить ему носки.
- Хорошо. Следуй за мной, - произнесла Нора.
Она вывела его через главные двери церкви и повела за угол. Под светом зимней луны они прошли по дорожке, которая вела от церкви к толстым стволам деревьев, защищающим небольшой дом Сорена от посторонних глаз. Нора поднялась к двери и повернула ручку. Заперто. Она вытащила связку ключей из кармана пальто.
- Такого никогда не было, - пробормотала она и открыла дверь собственным ключом.
Дверь открылась на кухню Сорена. Нора включила свет, и Кингсли увидел на столе старомодную банку для печенья.
- Боже мой, Клэр, - воскликнула Нора, сняв крышку с банки. - Люблю эту девчонку. Каждое Рождество она посылает Сорену две дюжины самых лучших глазированных печений.
- Ты ешь его печенье? - спросил Кингсли. - Он не говорил, что ты можешь угощаться.
- Если ты сосала член мужчины, значит можешь есть его печенье. Пожизненно. Это закон. - Нора расстегнула его пальто и стянула с плеч.
- Правда? – задал вопрос Кингсли, помогая ей со своим пальто.
- Правда.
- В таком случае, - сказал Кинг, - передай мне одно.