Рождество Эркюля Пуаро

– Пожалуй, ты права. Он действительно слишком колоритен для семейной идиллии… Кстати, Пилар, тебе нравятся твои английские родственники? – задал новый вопрос Стивен.

Пилар задумалась.

– Они добры, все до единого. Но они мало смеются и вообще какие-то невеселые, – ответила она, медленно подбирая слова.

– Дорогая моя, но ведь в доме только что произошло убийство!

– Неужели? – с сомнением в голосе ответила Пилар.

– Убийства случаются не каждый день, – менторским тоном произнес Стивен, – даже если твоя игривость предполагает иное. Не знаю, как в Испании, но в Англии к убийствам относятся серьезно.

– Ты смеешься надо мной, – сказала Пилар.

– Неправда. Я вообще не в том настроении, – возразил Стивен.

Девушка пристально посмотрела на него.

– Потому что ты тоже хочешь отсюда уехать?

– Да.

– И рослый красивый полицейский тебя не отпустит?

– Я его не спрашивал. Но даже если б и спросил, уверен, что получил бы отказ. Надо быть осторожным, Пилар, осторожным и осмотрительным.

– Это утомительно, – кивнула она.

– Дорогая моя, утомительно – это мягко сказано. А еще этот чокнутый иностранец, который везде сует свой нос… Сомневаюсь, что он что-то собой представляет, но мне от него по себе.

Пилар нахмурилась.

– Мой дед был очень богат, ведь так? – спросила она.

– Предполагаю, что да.

– И кому теперь достанутся все его деньги? Альфреду и остальным?

– В зависимости от того, что сказано в завещании.

– Он мог завещать мне денег, – задумчиво произнесла Пилар, – но боюсь, что не сделал этого.

– С тобой все будет хорошо, – успокоил ее Стивен. – Все-таки ты часть семьи. Это и твой дом тоже. Тебя не оставят без средств к существованию.

– Да, это и мой дом тоже, – вздохнула Пилар. – Смешно, не правда ли? И в то же время ни капельки не смешно.

– Думаю, мне понятно, почему ты так говоришь.

Девушка снова вдохнула.

– Послушай, если я сейчас включу граммофон, мы с тобой потанцуем?

– Думаю, это было бы неуместно, – с сомнением в голосе ответил Стивен. – В доме траур, ты, бесчувственная испанская красотка!

– Но ведь я не чувствую никакого горя, – бесхитростно призналась Пилар, сделав большие глаза. – Я совсем не знала деда, хотя мне и нравилось вести с ним разговоры. Не понимаю, почему я должна плакать и чувствовать себя несчастной потому, что его больше нет? Притворяться так глупо!

– Ты бесподобна! – воскликнул Стивен.

– Мы могли бы положить на граммофон чулки и перчатки, чтобы было не так громко. И никто не услышит, – продолжила уговаривать его Пилар.

– Что ж, давай попробуем, искусительница!

С радостным смехом Пилар выбежала из комнаты и быстро направилась к танцевальному залу в дальнем конце дома. Дойдя до бокового коридора, который вел к садовой двери, она резко остановилась. Стивен нагнал ее и тоже замер на месте.

Эркюль Пуаро, сняв со стены портрет, внимательно разглядывал его в падающем с террасы свете. Услышав шаги, он поднял глаза и воскликнул:

– А! Вы появились в очень удачный момент!

– Что вы тут делаете? – удивилась Пилар и, подойдя, встала с ним рядом.

– Изучаю нечто очень важное, а именно лицо Симеона Ли в молодости, – серьезно произнес Пуаро.

– Так это мой дедушка?

– Да, мадемуазель.

Пилар уставилась на портрет.

– Совсем не такой, совершенно другой, – задумчиво произнесла она. – Он был такой старый, такой сморщенный, а здесь он похож на Гарри… Каким Гарри мог быть лет десять назад.

Эркюль Пуаро кивнул.

– Верно, мадемуазель. Гарри Ли – копия своего отца. А теперь взгляните сюда, – с этими словами он провел ее чуть дальше по галерее. – Перед вами ваша бабушка – нежное продолговатое лицо, белокурые волосы, кроткие голубые глаза.

– Как у Дэвида, – сказала Пилар.

– Немного похожа на Альфреда, – добавил Стивен.

– Интересная вещь наследственность. Мистер Ли и его супруга были полными противоположностями. В целом дети от этого брака унаследовали черты матери. Взгляните сюда, мадемуазель, – сказал Пуаро, указав на портрет девушки лет девятнадцати-двадцати с золотыми волосами и смеющимися голубыми глазами. Волосы и глаза она явно унаследовала от миссис Ли, но чувствовалось в ней и нечто другое – непокорный дух, жизнелюбие, каких было лишено кроткое лицо ее матери.

– О! – воскликнул Пилар, и лицо ее вновь просветлело. Рука ее потянулась к шее и извлекла медальон на длинной золотой цепочке. Легкое нажатие пальца, и крышка открылась. На Пуаро посмотрело все то же смеющееся лицо.

– Моя мать, – сказала девушка.

Пуаро кивнул. На внутренней стороне крышки имелся портрет мужчины. Он был молод и хорош собой: иссиня-черные волосы, синие глаза.

– Ваш отец? – спросил Пуаро.

– Да, мой отец. Красавец, не правда ли? – сказала Пилар.

– Еще какой! Насколько я понимаю, синие глаза редкость у испанцев?

– Отчего же? На севере моей страны их можно встретить довольно часто. К тому же мать моего отца была ирландкой.

– То есть в ваших жилах течет испанская, ирландская, английская кровь и даже чуть-чуть цыганской… Знаете, что я думаю, мадемуазель? С такой наследственностью в вашем лице лучше не иметь врага, – задумчиво произнес Пуаро.