Рождество хищницы

Дрю, бросив на нее обеспокоенный взгляд, увидел, что, несмотря на полумрак в комнате, Джен покраснела. Что касалось его самого, то он считал, что наблюдать за восхитительно чувственными вещами, что они вытворяли с обнаженными телами друг друга, было возбуждающе – или было бы возбуждающе, будь они единственными, кто смотрел запись. Но доктор Филлипс был с ними, и Дрю мог бы сказать, что именно из-за этого Джен испытывала неловкость и смущение.

От него не скрылось то, что она расстроилась, и, сидя в другом конце комнаты от него, раздосадовано поправляла рубашку. Дрю разозлился. Чертов идиот Филлипс с его склонностями к вуайеризму!

– Слушайте, – сказал он, нахмурившись, – вы увидели достаточно, чтобы понять, что мы последовали вашим предписаниям, так почему бы нам сейчас не покончить с этим?

– Думаю, пока нет, – пробормотал Филлипс. – Однако мы немного ускорим процесс.

Быстро перемотав сцену в ванной, он перешел к той части, где Джен лежала обнаженной на кровати, а Дрю рисовал на ее груди шоколадной краской для тела.

– Боже!

Теперь щеки Джен горели ярким пламенем, и Дрю почувствовал потребность защитить ее, а в его горле зародилось собственническое рычание. Не раздумывая, он потянулся к ней и притянул ближе к себе. Сначала Женевьева напряглась, но потом, спрятала лицо у него на груди, словно не могла больше на смотреть на экран. Ее столь явное сокрушение разозлило Дрю еще больше.

– Сейчас же остановите это гребаное видео, – прорычал он Филлипсу. – То, что вы наблюдаете за нами, заставило Джен почувствовать себя действительно плохо, и, лично мне не нравится, когда другой мужчина смотрит на мою жену.

– Х-м-м, этот небольшой просмотр упражнений, видимо, открыл совершенно иную вашу сторону, Дрю, – пробормотал Филлипс, не остановив запись. – Ваше чувство собственничества и потребность защитить раскрылись в вас намного больше, чем во время нашего прошлого просмотра.

– На этой записи мы намного больше обнажены, чем на прошлой, – подметила Джен. Несмотря на то, что ее голос звучал приглушенно, слова были понятны.

– Для вас это проблема, Женевьева? Чувствовать себя обнаженной и уязвимой? Это было сложным упражнением для вас? – спросил Филлипс, указывая на экран, где Дрю облизывал и посасывал ее соски.

– Это… было нелегко, – призналась она, наконец, сев прямо, с пылающими щеками. – Но это тоже не просто.

– Смотреть? Или знать, что кто-то другой посмотрит? – допытывался Филлипс.

– И то, и другое. Любое. Выберите то, что вам нравиться больше, – выдохнула Женевьева, прикрыв щеки руками. – Пожалуйста, можем мы просто выключить это?

– Через секунду. Расскажите мне, почему это было трудно для вас? Мне кажется, что это связано с вашей уязвимостью. Вот здесь, например, – размышлял Филлипс, показывая на экран. – Я вижу, что вы держите руки над головой – почему вы делаете себя еще более уязвимой, чем есть на самом деле?

– Потому что я велел ей это, – огрызнулся Дрю, нахмурившись.

– О? И вы были готовы сделать то, что он сказал? – психотерапевт неодобрительно посмотрел на Женевьеву. – Не возражаете следовать его приказам?

– Дрю был… очень доминирующим в, хм, спальне.

Щеки Джен покраснели еще больше, и она бросила взгляд на Дрю, который разглядывал ее с интересом. Ему казалось, что женщина неплохо отреагировала на его доминирующую сторону – то, чего она, разумеется, никогда не встречала на работе.

– Как сейчас? – Филлипс выглядел заинтригованным. – И вам нравится, когда ваш муж доминирует, Женевьева?

– Я… – она бросила на Дрю еще один взгляд. – Да, – почти что прошептала Джен. – Это… Я, ох, никогда не была с мужчиной, который… который действовал бы так. Но я… ммм, мне нравится это.

– Очень интересно, – Филлипс сделал пометку. – Конечно, на работе, Женевьева, вы всегда должны все контролировать – говорить другим, что делать. Но в спальне, вы не возражаете подчиниться приказам Дрю, отдавая ему контроль – правильно?

– Да. Я… Думаю, так и есть. О!

Дрю, изучавший ее лицо, пока Джен говорила, поднял взгляд, чтобы посмотреть, что именно заставило ее ахнуть. На экране была как раз та часть, где он расположился между ее ног, чтобы разрисовать ее киску шоколадной краской для тела. Дрю собирался вновь потребовать, чтобы Филлипс остановил запись – он, возможно даже, встав и перехватив контроль, сделал бы это самостоятельно, когда вновь посмотрел на лицо Женевьевы.

Ее щеки уже не просто порозовели от смущения – они пылали. Зрачки расширились, а дыхание было рваным.

Она была невероятно смущена… или невероятно возбуждена?

Филлипс, что внимательно следил за ее реакцией, вместо того, чтобы смотреть на сцену на экране, видимо, тоже хорошенько уловил язык тела Женевьевы.

– Кажется, этот момент прошлой ночи особенно влияет на вас, Женевьева, – пробормотал мужчина.

– Ам… да. Да, думаю, это так, – прошептала она в ответ, не отрывая взгляда от экрана.