Рождество по-новорусски

– Тогда я пойду, – предложил Гринчук, когда разговор перешел на технические аспекты грядущей операции. – Я сегодня катастрофически не выспался. Если что понадобиться – за пивом сбегать, или стаканы помыть – звоните мне на трубу.

В дверях кабинета Гринчук остановился, щелкнул каблуками и коротко кивнул:

– Честь имею!

В приемной Гринчук задержался возле стола секретарши. Она вопросительно посмотрела на него.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? – спросил Гринчук.

– Да, – спокойно ответила Инга.

– А я – нет, – сказал Гринчук. – Какая сволочь!

Гринчук вышел из приемной, а Инга задумчиво посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.

По дороге на улицу, Гринчуку очень хотелось врезать изо всех сил в какую-нибудь дверь кулаком. Или спровоцировать кого-нибудь из охраны на драку. Сразу двух. Или трех. Драка с двумя-тремя противниками очень помогает выбросить из головы всякую ерунду.

«Джип» стоял напротив выхода из дома. Сидевший за рулем Браток спокойно читал журнал. На севшего в машину подполковника он даже не оглянулся, только аккуратно свернул чтиво и сунул его в бардачек.

– Куда?

– Не закудыкивай.

– Далеко? – невозмутимо переспросил Браток. – Где едем?

Гринчук задумался. Всех в городе на уши поставят без него. Сейчас уже наверное десятки, а то и сотни самых разных людей поднимаются по тревоге и отправляются на поиски. Неизвестно чего, честно сказал себе Гринчук.

Липского-младшего сейчас держат где-то на хате, перевозить его не станут, так что тут случайности исключены. Обыски и облавы… Вряд ли. Милицию решено не привлекать. Разве что на выезде из города усилят контроль, чтобы пацана не вывезли.

В этой ситуации самому Гринчуку, в общем, ничего не оставалось, как…

Гринчук достал из кармана мобильник, набрал номер.

– Слушаю, – сказал Граф.

– Ты сейчас где?

– Естественно, в Клубе.

– Тогда жди, – Гринчук спрятал телефон. – Поехали, Браток, в Клуб. Устриц поедим.

Конечно, хорошо бы сейчас съездить к Липскому, поспрашивать его и семью, обслугу, но что-то подсказывало Гринчуку, что Липский с ним разговаривать сейчас не станет.

– Возле Клуба нет стоянки, – напомнил Браток, когда машина подъехала к заведению Графа.

Всю дорогу от большого дома он молчал. Небольшая оттепель в его настроении, случившаяся прошлой ночью, исчезла без следа. Он снова был угрюм и неразговорчив.

– Вот тут останови, – сказал Гринчук.

Машина остановилась.

– Что случилось? – спросил Гринчук.

Браток оглянулся, посмотрел под ноги, потом вопросительно посмотрел на Гринчука.

– Не прикидывайся валенком, – сказал подполковник. – Колись, Браток.

Браток молчал.

– Ну, как знаешь, – Гринчук открыл дверцу и хотел выйти из машины.

– Юрий Иванович…

– Да?

– Вы помните, летом, когда я еще у Гири работал…

– Конечно помню. И помню, что тогда у тебя настроение было немного бодрее.

– Вы сказали, что я фигней занимаюсь, что другие пацаны меня только по кличке знают, а то, что меня зовут Иван Бортнев…

– Помню, – сказал Гринчук.

– А сейчас… Я Браток или Иван Бортнев?

– Ты… – Гринчук вдруг понял, что ответ на этот, в общем-то, дурацкий вопрос для Братка… Ивана Бортнева очень важен.

И отделаться шуткой тут уже не получится.

– Что у тебя случилось, Ваня? – тихо спросил Гринчук.

– Ничего у меня не случилось, – сказал Браток. – У меня все продолжается. Вас тут ждать?

– Пошли вместе.

– Я не голодный, – сказал Браток и достал свой журнал. – Я тут посижу.

– Как знаешь, – сказал Гринчук. – как знаешь.

Граф уже был в курсе.

Граф вообще старался держаться в курсе всего, происходившего в Обществе. Быть в курсе, но держаться стороны, поставил себе за правило Граф и правило это выполнял.

Гринчука Граф, как обычно, встретил у входа в Клуб и провел его в отдельный кабинет. В клубе почти никого не было, только одна пара сидела в общем зале, беседуя под шампанское и фрукты.

– Выпьешь? – спросил Граф.

– Мышьяку. Стакан. И закушу крысиным ядом.

– Извини, только из того, что есть в меню, – Граф положил перед Гринчуком шикарную кожаную папку.

Папка отлетела в угол кабинета.

– Понял, – сказал Граф, усаживаясь за столик напротив Гринчука. – разговор будет душевный и долгий. И, как я понимаю, о Липском и его окружении.

– Да. И как можно подробнее.

– Попробую. Ты, кстати, в курсе, что некоторые тебя в этом обвиняют?

– Например, Шмель.

– Не только. Черт тебя дернул устраивать этот концерт. Мог бы со мной посоветоваться.

– Вот я и пришел.

– Лучше позже, чем никогда.

Мысль эта была хоть и банальна, но совершенно здрава. Срабатывала она, правда, далеко не всегда, и в случае, например, с парашютом, раскрывшимся от удара об землю, утешала слабо.

Геннадий Федорович эту поговорку не любил. А в последнее время он не любил и само слово «никогда». Неприятное это было слово. Болезненное.

Геннадий Федорович приехал в свой клуб уже вечером первого января. Казино еще не работало, по этой причине не было в казино и клубе никого, кроме самого Гири и охраны.

Гиря медленно прошел по залу казино. Все отремонтировали, все сделали. Оставалось только собрать толпу, пригласить телевизионщиков и в их присутствии перерезать ленточку. Еще нужно было освятить центр порока.