Рождество с детективом

Мила ушла. Лида покормила животных, они разошлись по комнатам спать. Лида подумала, что надо бы и самой поесть до того, как она начнет думать. Открыла холодильник, посмотрела на все еще обильные запасы: они ведь с Милой покупали продукты, чтобы и на Новый год осталось. И поняла, что не проглотит и кусочка. Ни за что и никогда не проглотит, пока не разведет каким-то образом эту новую беду. Мила права в том, что могут пострадать все.

Лида села на табуретку, сложила руки на коленях, сжала зубы и кулаки, чтобы никого не разбудить громким вздохом или стоном, и стала думать. Ее мысль рвалась в разные стороны, налетала на острые углы, попадала в тупики. Решения не было. То есть было только предложение Милы. В конце концов, Лида могла бы каждый день ездить в этот муниципальный приют, кормить Асю, гулять с ней.

И вдруг стиснутые кулаки стали разжиматься под горячим влажным язычком, который звал Лиду из абстрактных блужданий к реальному, самому важному контакту. Ася смотрела на нее с таким обожанием, с такой надеждой, как будто поняла все, что говорила Мила. Она была такой крошечной, такой невероятно трогательной с этой своей нежной мордочкой… Нет, с этим своим ангельским лицом. И Лида схватила ее на руки, боль в груди прорвалась обильными слезами, которыми она заливала собачку, а та радостно и благодарно их слизывала.

«Какой муниципальный приют! – говорила себе беззвучно Лида. – Тот, где тысячи худых, больных, грязных животных?! Где от голода едят слабых, а за провинности и просто так работники бьют палками, где никого не лечат… Там дни и ночи могут стать хуже смерти… Не отдам я собачье дитя на такие муки. Лучше уж усыпить. Но это – только попробуйте. Нам явилась маленькая и такая прекрасная жизнь».

– Засыпай, моя дорогая, – прижимала к себе Асю Лида. – У тебя будет все хорошо, – целовала она маленький горячий нос. – Я все решила. Ты мой ангел-хранитель, ты пострадала, защищая меня, а я отобью у всех тебя. Никто так хорошо, как я, не знает, что такое муниципальный приют.

И это было правдой, огромной незаживающей раной. Только речь не о собачьем приюте, а об интернате для трудных детей, куда мать с отчимом отправили Лиду, чтобы она не отравляла своей неловкостью и неуместной пугливостью жизнь сводных сестер, к которым ходили подруги и друзья. Их насмешки и шалости становились все более жестокими, возраст приближался к опасному подростковому. Были эпизоды, которые приближали возможность огромных проблем. И они, заботливые родные люди, решили, что те же проблемы не на их глазах, по крайней мере, не опозорят семью.

Лида не забыла ни минуты того многолетнего унижения, своего дневного страха. Своей ночной паники и тоски. Да, она и там была самой слабой и никчемной. И на ночь, когда многие раздевались, она натягивала на себя все свои тряпки. Чтобы их долго распутывали, разрывали руки злобных и похотливых старших ребят, пока она будет звать на помощь… Рано или поздно кто-то прибегал из персонала. Днем ее всегда избивали за стукачество, но это было лучше, чем то, чего опять удалось избежать…

– Ася никуда не поедет, – коротко сказала Лида по телефону.

Тон бы такой, что Мила даже не пыталась возражать. После этого они не виделись недели две. Подруга приехала однажды вечером без предупреждения, чтобы все увидеть собственными глазами. Лида обрадовалась ей, впустила. Собаки встретили Милу в прихожей, ласкались, как всегда. Ася стояла отдельно, смотрела настороженно, но звуков не издавала. Подруги выпили кофе. Лида вопросительно посмотрела на Милу:

– Пойдешь с нами гулять? Я в две очереди теперь выхожу. Сейчас беру только Геру и Асю.

Мила пошла с ними. Ситуация пока была хрупкой и взрывоопасной, но она явно изменилась к лучшему. Ася при встрече с любым человеком принимала настороженную стойку, смотрела, мягко говоря, без приветливости, но Лида ласково гладила ее. И все! Ася тут же переключалась на нее, смотрела с готовностью и вопросом: «Я больше никого не вижу. Тебе так нра- вится?»

После второй партии подруги решили приготовить себе ужин. Делились новостями, которые давно не сообщали друг другу. Вокруг них в кухне лежали и передвигались не только собаки, но и все кошки. Лишь Ася неподвижно сидела в уголке и, как ни крути, следила за Милой. Ангелом можешь ты не быть, но хранителем быть обязан. Так Мила и поняла ее позицию. И она так объяснима. Эта кроха наконец получила, завоевала свой мир. Она его без боя не отдаст.

Они засиделись допоздна. Мила успела подумать о том, что так хорошо, как у Лиды, ей, наверное, нигде не бывает. И тут раздался звонок мобильного Лиды.

– Да, привет, – ответила та. – Ты где? Тогда заходи, конечно. Мы все на месте. – Она разъединилась и объяснила Миле: – Это Геннадий вернулся из Крыма, за Тыквой пришел. Он от подъезда звонит.

Гена вошел с радостной улыбкой, как человек, который обрел свободу и пришел наконец к своим. Он хорошо выглядел, даже загорел немного.

– Как у вас здорово. То ли зоопарк, то ли Ноев ковчег. Я только свою Тыкву тут не вижу.