Рождество в кошачьем кафе

Котята один за другим спустились из квартиры. Парди устремилась прямиком к кошачьей дверце, а остальные разбежались по кафе, преследуя друг друга между столиками, потираясь мордочками о ножки стульев или гоняя по полу игрушки, прежде чем занять свои обычные места в зале. Даже обычно робкая Мейзи казалась невозмутимой и резво запрыгнула на гамак на кошачьем дереве, подвешенный прямо под платформой, на которой возлежала Мин.

Как и предсказала Линда, первые посетители нашего кафе тут же устремились к кошачьему дереву, чтобы поближе полюбоваться Мин. Линда, улыбаясь, проводила их к ближайшему столику, объяснив, что Мин – «новое прибавление в семействе Молли». Посетители, пожилая пара, которые были нашими постоянными клиентами, выбирали обычно столик у окна, рядом со мной. В этот раз, однако, они не сводили глаз с Мин, так что даже едва заглянули в меню.

– Какая шикарная кошка! – воскликнула дама.

– Такая изящная, – согласился ее спутник.

Со своего подоконника я посматривала на Мин, надеясь обнаружить у нее хоть какие-то признаки стресса или хотя бы неудовольствия от того, что в зале становится все больше людей. Перед самым обедом в кафе вошла целая группа нагруженных покупками туристов, которые громко разговаривали друг с другом и всячески шумели. Пока Линда суетилась вокруг них, сдвигая вместе столы и стулья, я не отрываясь смотрела на Мин; уж это-то должно было вывести ее из равновесия. Но она по-прежнему спокойно возлежала на своей платформе, слегка прикрыв глаза и вытянув переднюю лапу. Не обращая внимания на суету вокруг, Мин неторопливо вылизывала свои стройные лапки.

День подходил к концу, и мне казалось, будто я, на своей подушке в эркере, стала невидимой. Гул голосов и стук приборов о тарелки прерывались вздохом восхищения, стоило только Мин пошевелиться. Линда задерживалась у столиков, с упоением рассказывая все о Мин каждому новому посетителю. Я заметила, что раз от разу история эта расцвечивается все новыми подробностями, так что к концу дня Мин фигурировала в ней уже как жертва домашнего насилия, которую спасла лично Линда, с большим риском для себя и для Мин. Посетители доверчиво проглатывали все эти басни и только охали и ахали, слушая историю Линды.

Когда в самый разгар обеденной суеты Мин зевнула, потянулась и легко спрыгнула со своей платформы, в кафе наступила неестественная тишина. Посетители умолкли, глядя, как она не спеша проходит по залу.

– Какая грация! – восхитилась одна из дам, когда Мин прошла мимо ее столика. Вспыхнув, я отвернулась от них и с возмущением уставилась в окно.

Вся неделя прошла в том же духе. Я словно находила какое-то извращенное удовольствие, почти не покидая кафе, где меня совершенно игнорировали, тогда как Мин щедро одаривали похвалами и вниманием. Каждый комплимент, которым удостаивали Мин, подкреплял мою уверенность, что она нарочно старается таким способом оттереть меня и стать главной достопримечательностью нашего кафе. Котята, однако, продолжали вести себя так же, как и всегда, как будто ничего не изменилось: играли со своими игрушками, дремали или, как Эдди, пытались утащить со стола лакомые кусочки. Парди стала пропадать на улице дольше обычного, но она и всегда была независимее остальных сестер и брата, так что ее прогулки вряд ли можно было счесть поводом для беспокойства. Казалось, будто котята и не заметили, что атмосфера в кафе поменялась и нас с ними словно низвели до роли статистов, окружавших несравненную и великолепную Мин.

Меня по-прежнему возмущало поведение моих котят, которые приняли мою соперницу в нашу семью, но женская гордость заставляла меня скрывать от них эти чувства. Хотя я старалась не показывать свою злость, я сознавала, что стала вести себя с котятами по-иному. На первый взгляд почти ничего вроде бы не изменилось, но я почти перестала ласкать их. Если я замечала, как котенок старается вылизать какое-нибудь труднодоступное пятнышко между лопатками, я больше не подходила к нему, чтобы помочь; а если мы встречались взглядом в кафе, я больше не подмигивала им с любовью. Мне неосознанно хотелось наказать их, и когда мне становилось особенно жаль себя, я обиженно говорила себе, что если они не замечают, что я стала вести себя иначе, значит, им все равно.

К концу недели мое раздражение от того, что котята не замечают, что наша жизнь стала другой, совсем меня доконало. Я безумно устала от постоянных усилий сохранить самообладание. И в пятницу утром, когда Эдди запрыгнул рядом со мной на подушку, внутри меня словно что-то сломалось.