Рождество в Москве. Московский роман

Что за женщина следит за тобой? Потом выяснилось, что мама. В то Рождество первой нашей встречи, знакомства, я простыла, заболела. Вначале бронхит, потом воспаление лёгких. Ты пришёл ко мне в больницу, притом что очень занят, писал какую-то научную работу. Узнала об этом, когда стал навещать меня дома, долго была на больничном. Родители тебя приняли, не подозревая, что схватила простуду, когда как сумасшедшие после выпитого мотались по ночному Новосибирску. Помнишь салют, так ярко, разноцветно освещал небо, мне казалось – нашу встречу, нашу любовь. Оказалось, мой отец знаком с твоим, сошлись на каком-то педагогическом семинаре. Только разница была в том, что один технарь, а другой гуманитарий. Мой папулька преподавал литературу, а мамулька что-то строчила всю жизнь в жалкой местной газетёнке – «Новосибирской правде». В общем, никаких амбиций, поэтому никогда не была лидером, любила куклы, шила им платья, стала швеёй, хотя числюсь художником по костюму в Новосибирском театре оперы и балета, а вернее – латаю дырки раритетов, шедевры изрядно износились, подновляю их. Правда, в одном проекте мне доверили участвовать, главный художник дал возможность проявиться в спектакле «Драгоценности». Получилось неплохо, не случайно пригласила тебя в первую очередь на него. За семь лет первая самостоятельная работа, мне не обидно, лечу в театр. Всё в нём кажется сказочным, хотя за кулисами и в пошивочном цехе такая проза, но сами люди, сама атмосфера мне по душе, семейная, спокойная, несмотря на мелкие дрязги и человеческие слабости. У тебя-то на работе в основном крысы, ты говорил, ручные. Они так привыкли к твоим рукам, что через прозрачный пластик, что отгораживал их от внешнего мира, чувствовали тебя на расстоянии. Ночью, когда ты работал с ними, когда лаборатория чаще всего была свободна, ты разговаривал с ними, придумав каждой своё имя. Кофе уже не помогал, казалось, что он действует не бодряще, а как снотворное. Глаза закрывались, на несколько минут ложился на стулья на заранее припасённое одеяло и подушку.

Сколько бессонных ночей провела одна, пока ты был то с мухами, то с крысами. Берти, я так хочу спеть для тебя что-то такое, чтобы смог почувствовать, как моё сердце бьётся в тревоге за тебя. Почему мне жалко тебя? Никогда не говорила тебе об этом, знаю, что можешь принять за оскорбление. Жалости в отношении себя не мог допустить даже в мыслях. Ты пребывал во мнении, что ты стоик. Мой стойкий оловянный солдатик. Сказочный персонаж, нравился с детства, когда читала сказки Андерсена. Восхищалась его выдержкой, выправкой и преданностью своей возлюбленной маленькой балерине. Мне кажется, ты не читал сказок в детстве, сразу стал изучать биологию и химию. В общем, сразу родился с семью пядями во лбу, вундеркинд. Может, так тебя звала мама. Одна душа на двоих, как в романах. Берти, ты можешь в это поверить, или я выдумала и выдаю за правду. Берти, ты звал меня своей Куколкой, как Делон свою Роми.

«У тебя кукольное личико, такие мелкие черты лица, в отличие от меня. Когда-то я сказал маме, что с такой внешностью, как у меня, можно быть только фриком, потому не очень-то был расположен к общению, особенно с девушкой.

– А что, мама, фриком интересно, – настаивал, – только ещё не подобрал персонаж, а может и не надо, я и есть самый образ.

Мама уверяла меня, что комплексую. Если бы это было так, отвечал я, то не стал бы над собой подшучивать».