Рождество в Петропавловской крепости (СИ)

Квартиранты заранее были извещены о том, что аренда заканчивается. Видный петербуржский адвокат и его супруга выразили большое сожаление, но уступили квартиру владельцу, и вот дядя с племянницей были готовы к скорейшему переезду в столицу.

Деньги Петр Иванович копить умел и даже скапливал немалые суммы, особенно если задавался целью, не проигрывал баснословные суммы в карты и не шиковал, ухаживая за очередной прелестницей.

Миронов-младший был готов ко всему, денег в любом случае должно хватить надолго. Никак нельзя было допустить, чтобы Анна осталась без поддержки. Как и его племянница, Петр Иванович интуитивно в столь деликатном вопросе не очень доверял брату. Он опасался скандала и ультимативных решений, призванных защитить честь семьи.

Жили они Анной на редкость дружно. Дядя и племянница всегда хотели вместе поехать в столицу, побродить, не спеша по улочкам, и вот выдалась такая замечательная возможность… Они ходили в парки, музеи, посещали выставки. Иногда Анна становилась задумчивой и немного грустила. Петр Иванович изо всех сил тормошил ее. Он нашел Анне хорошего доктора, самого лучшего.

Как бы племянница не отпиралась, он уговорил ее сходить.

Аня была скромна до такой степени, и так привыкла скрываться, что на приеме у седого степенного профессора расплакалась и не знала, что сказать.

- Голубушка, ну что же Вы? - увещевал доктор. - Срок приличный, я провожу исключительно наружные исследования. Мне нужно посмотреть расположение и примерный размер плода, ширину бедренных костей.

Аня расслабилась и позволила аккуратному ласковому профессору сделать все, что нужно.

- Вот, господин Миронов, Ваша супруга, насколько можно судить по сегодняшнему осмотру, полностью здорова, плод развивается по сроку. Ожидайте прибавление в семействе на начало сентября. Вызывайте меня и акушерку на домашние роды. Буду рад, весьма рад помочь! - сказал доктор и выписал счет.

Именно Петру Ивановичу выпала честь с удовольствием наблюдать, как меняется племянница в процессе ожидания своего первенца. Он, несмотря на затруднительные обстоятельства их жизни, гордился Анной.

Она была прекрасна и отважна, как Жанна Д’Арк и одухотворена как Мадонна. Для Петра Ивановича не было во всем свете человека лучше племянницы. Ну, а Штольман обязательно справится, восстанет из пепла хотя бы ради нее. В Якове Платоновиче Миронов тоже был уверен.

***

Однажды утром, после почти четырех месяцев одиночного заключения в камеру Якова Платоновича еще затемно неожиданно вошел незнакомый ему жандарм. Жестким тоном, отличным от нейтрального обращения тюремщиков, он обратился к заключенному:

- Господин Штольман, встаньте, умойтесь и идите на допрос.

Следуя за жандармом, Яков Платонович с удивлением узнал, что комната для допросов находится прямо за стеной его камеры. Как удобно! Они прошли через заслонку в стене, прежде всегда закрытую, в очень представительное, добротно обставленное помещение.

Яков подумал, что комната напоминает зал суда. Несомненно, здесь заседают важные чины.

Толстый ковер, длинный стол со стульями, покрытыми красным сукном. На столе неожиданно оказалась библия, судебная печать и бумаги. Допрос собирались вести важные люди. В тяжелых креслах расположились двое - седобородый генерал от жандармерии с орденской звездой на груди и не менее важный гражданский чин в вицмундире, с высокими орденами в петлице и на шее.

Генерал дал знак, предлагая арестанту подойти к столу. Штольман выполнил требуемое и тотчас оказался под светом ярких ламп.

Оба чиновника встали перед своими креслами, представляясь.

- Генерал-адъютант Данилов, заместитель шефа жандармерии! - представился седобородый.

- Статский советник Стан фон Гольштейн, прокурор Петербургского окружного суда.

Яков бесстрастно отметил про себя, что стула ему не предложили. Он остался стоять.

Перед генералом лежало досье Штольмана, а также ряд документов и писем, в которых Яков Платонович без труда узнал свою собственную переписку.

- Вы надворный советник Яков Платонович Штольман, бывший главный судебный следователь, дворянин. Вам известно, что Вас обвиняют в шпионаже и измене Родине?

- Да, - ответил Штольман и нервно сглотнул. Он пытался сообразить, что происходит.

- Вы признаете свою вину?

- Нет! - категорически ответил Штольман.

- Эти письма и бумаги Ваши? Вы признаете?

- Насколько я могу видеть, да. Однако часть писем перевязана, мне нужно убедиться, предметно осмотрев содержимое.

Прокурор любезно вскрыл несколько пачек с письмами.

Штольман бегло просмотрел их и признал, что вся переписка его. Там были бумаги, телеграммы, и даже старые расписки. Жандармы выгребли из его квартиры все.

- Когда Вы последний раз были в Кенигсберге? - неожиданно спросил генерал.

- Несколько месяцев назад.

- По какому вопросу?

- Там служит мой кузен, начальник окружного управления, который хотел бы перебраться в Россию.

- Как давно Вы возобновили с ним знакомство?

- Несколько лет назад. Кузен написал мне с просьбой возобновить родственную связь, прервавшуюся с кончиной наших родителей.

- Встречались ли Вы в Кенигсберге с другими немцами?