Рождённый бурей

— А я уж и не чаяла тебя увидеть. Думала, сгинет твоя головушка. Больно горяч ты. И в кого только такой уродился? — говорила Ольга Осиповна, а сама уже поставила греть воду, вытащила из сундука чистое белье, принесла корыто и стала готовиться мыть сына. А он то ли опять забылся, то ли уснул — лежал под двумя одеялами с плотно закрытыми глазами и тяжело дышал.

Пообедав, товарищ, доставивший Николая, распрощался и уехал.

Вечером собралась вся семья Островских. Николай попил кипяченого молока. Всю ночь мать не отходила от его кровати. Николай метался в горячечном бреду. Утром брат сообщил товарищам о состоянии Николая. Родительский уход, забота шепетовских врачей спасли Николая от смерти.

Поднялся он через три недели. Его качало, но он уже стал поговаривать об отъезде в Киев. И как ни просили его мать и отец побыть еще под родительской крышей, пока окрепнут силы, он не послушался.

В Киеве в райкоме комсомола обрадовались, что такой «боевой товарищ» снова стал в строй. Ему сказали:

— Хватит ячейкой заниматься. Ты уже вырос из нее. Мы хотим поручить тебе работу посолиднее.

А Николай хотел учиться. Он снова начал ходить в электротехническую школу. Стал отказываться от выдвижения. Товарищи не знали, что болезнь не прошла бесследно. Островский был весел, шутил, улыбался, а на самом деле каждая улыбка ему давалась с большим трудом. Ему все же дали возможность учиться, и прилежнее ученика в электротехнической школе не было.

Но снова резко ухудшилось здоровье.

— Вам на курорт бы нужно, молодой человек… Грязями полечиться, — сказал ему врач.

Пришлось уехать на берег Черного моря, в Бердянск. С 9 августа по 15 сентября 1922 года он лечился там на курорте. Возвратившись в Киев, снова с головой окунулся в работу. Надвигалась зима. Морозы покрыли Днепр «салом», и сплавные плоты застряли в пути. Городу грозил холод. И опять Николай ведет комсомольцев железнодорожных мастерских на прорыв. Снова по колено в ледяной воде, под пронизывающим ветром они отвоевывают у льда каждое бревнышко.

Опять заработал болезнь и снова попал в больницу. Врачи осмотрели распухшие суставы и написали диагноз: анкилозирующий полиартрит. Две недели он скрипел зубами, растирал колени, но успокоения от тяжелой, постоянной гнетущей боли не было ни днем, ни ночью. Он вспомнил мать. «Как она быстро подняла меня в прошлый раз! Уехать домой?»

И вот он снова в Шепетовке. Ольга Осиповна, не успев осушить слезы при встрече, уложила сына в постель. Нагрев чугуны с водой, она вылила ее в бочонок, а затем бросила туда раскаленные камни. Николай попарил там ноги. Затем последовало растиранье, на ноги были натянуты шерстяные чулки. С помощью овчинных рукавов Ольга Осиповна так укутала сына, что тот не мог сам подняться с кровати.

Врачи в больницу класть не решались, видя, что дома уход лучше.

Уже и Новый год прошел, а полного выздоровления не было. Островского пригласили на медицинскую комиссию. Перед врачами сидел человек с лимонно-желтым лицом, опиравшийся рукою о край стула. Николаю сказали, что комиссия решила перевести его на инвалидность первой группы. Он поднялся. Напружинился весь. В глазах вспыхнули искры гнева и обиды. Глянул на членов комиссии из-под сомкнутых черных бровей и резко ответил:

— Этого не будет! Я здоров и хочу работать!

— Да вы на ногах насилу стоите.

— Давайте потягаемся. Я еще вас перегоню. Инвалидность мне не нужна. Я через день подохну с ней.

Вскоре он явился в Шепетовский окружком комсомола и попросил любую работу. Его спросили:

— Как со здоровьем? Что говорят врачи?

— Я здоров.

Николаю предложили отдохнуть и прийти через месяц.

— Отдых для меня хуже всякой работы, — говорил он.

…И вот Николай уже в Берездове, приехал туда как комсомольский райорганизатор. В справке, выданной ему, значилось, что «он работал в Шепетовском окркоме ЛКСМУ в качестве райорганизатора ЛКСМУ с 15 января 1923 года по 15 февраля 1924 года и получал 67 (шестьдесят семь) рублей в месяц».

Одет он был по-военному: защитная гимнастерка, галифе, сапоги, хромовая фуражка. На широком ремне — наган. Мужественное, волевое лицо.

Берездовский район пограничный. Шпионы, диверсанты, контрабандисты лезли туда. Показывало зубы и подогретое разной контрой кулачье. Район лесистый, в лесу укрывались банды. А партийно-комсомольская прослойка среди населения была крайне малочисленной: несколько коммунистов и один комсомолец.

Молодежь опасалась вступать в комсомол. Если сегодня кто подавал заявление, завтра его дом поджигали бандиты. Были и такие родители, что своих детей из дому выгоняли, если узнавали, что те записались в комсомольскую ячейку.

Островский крепко взялся за дело. Работал и день и ночь. Вскоре удалось вовлечь в комсомол шесть юношей и девушек. Взяв с собою двух активистов, Николай отправился по деревням, стал собирать там молодежь, вести с нею беседы. Создаст комсомольскую ячейку и уходит в другое село.

Комсомольская организация Берездовского района росла.