Розмысл царя Иоанна Грозного

– Сробить! Содеять крепость на славу и бить челом государю, обсказать все без утайки, про все великомученические кручины! – вслух выкрикивал он, чтобы заглушить в себе главную муку – воспоминания о жене и Ивашке.

В минуты, когда тоска по погибшей семье становилась невыносимой, он бешеным вихрем мчался верхом по безбрежным степям, до тех пор, пока не падал замертво конь, или, добыв из княжьих погребов вина, устраивал в лесу разгульный пир.

Людишки, заслышав разбойные посвисты, немедля бросали работу и веселой гурьбой спешили к закутившему розмыслу.

От зари до зари лились рекою вино и песни. Пьяный Василий, разметавшись на траве, исступленно колотил себя в грудь кулаком и залихватски выбрасывал в небо, покрывая других:

Уж как мы ли, молодцы, да разудалые,
Уж как мы ли, головушки, да буйные…

Разнобоем, но могуче, в свою очередь стараясь перекричать запевалу, ревели работные:

А и в степь уйдем да с вольностью спознатися,
А и с буйным ветром да перекликатися.

И все перескакивали неожиданно на казацкую:

Эй, да мы рукой махнем,
Да, эй, да караван возьмем!

Дети боярские возмущенно уходили тогда с пирушки.

– Дьяк, а каки песни играет! Чисто казаки разбойные.

А Ондреич, хмельной и веселый, плевался им вслед и с поклоном подносил холопям вина.

– Пей, веселись, православные, покель мы с розмыслом живы.

* * *

Связанный в плоты лес сплавлялся по Волге вниз, к месту постройки.

Шатер Василия был завален бумагою и пергаментом.

Розмысл набрасывал план за планом, но каждый раз, неудовлетворенный, зло рвал в мелкие клочья наброски. Для большей ясности он поставил перед шатром потешные стены с круглыми, выемками-кружалами, в которых должны были помещаться кладовые с входами изнутри, и по этим образцам точно возводил, уже с работными, подлинные стены.

Дети боярские с нескрываемым недоверием следили за работою розмысла и, если ему что-либо не удавалось, ехидно предлагали:

– А не обернуться ли нам на Москву да не бить ли челом государю на подмоге.

Выводков свысока оглядывал их, не удостаивая ответом.

Когда готовы были обломы[51] с деревянными котами для спуска на неприятеля во время осады бревен, Василий даровал холопям три дня на отдых и приготовился задать им пир.

Тиун князя Ушатова наотрез отказался выдать вина.

– Обернется господарь с брани – чем его потчевать буду?

Дети боярские поддержали тиуна:

– Чего затеял Выводков? Со смердами побратался да еще и чужими хлебами их потчует.

Василий в тот же час собрался на Москву.

Усаживаясь на коня, он спокойно объявил отряду:

– Покажите милость, сами доробите ту крепость, а аз на Москву подамся.

Дьяк из Поместного приказа подхватил коня под уздцы и, едва сдерживая злобу, изобразил на лице тень заискивающей улыбки.

– Неразумен тиун. Нешто можно сердце держать на него? Коли волишь, будет холопям и хлеб-соль и брага.

Выводков спрыгнул с коня, заложил за спину руки и чванно оттопырил губы.

– Породили вас дворяны да целовальники, а без холопьего разумения и проку-то в вас, эвона, с комариный опашь.

И, снисходительно:

– Царя для не гневаюсь на вас. Застаюсь.

Три дня пировали работные, отъедаясь за долгие голодные годы. На четвертый – сразу стихли потехи и как рукой сняло бесшабашный разгул.

С удесятеренной силою закипела работа.

Василий, оглядев законченные стены, снова засел за чертежи. Наутро он с увлечением объявил отряду:

– Затеял аз в пряслах[52] окна поставить особные.

И, измерив пространства между башнями, разделяющие стены, приказал прорубить ряд отверстий.

– Ежели придет близко ворог, стрельцам через окна каменьями метать можно. А из бойниц то ли вольготно палить из пищали! Сам-то пушкарь, како в Кремле, за пряслами, а ворог тот под погибелью.

Едва была готова башня над городскими воротами, в крепости собралось все уездное духовенство.

После торжественного молебствия на башню водрузили полошный колокол и поставили пушку.

Вскоре были закончены работы по прорытию тайных ходов и погребов для зелейной казны.

С вестью о том, что воля Иоанна исполнена и над рекою выросла грозная крепость, поскакал на Москву Ондреич.

* * *

В Москве подьячий раньше всего явился в судную избу, к Долгорукому.

У избы толкалась кучка людишек с челобитною. Один из них осторожно постучался. В дверь просунулась взлохмаченная голова сторожа.

– Недосуг окольничему!

Подьячий не спеша распрягал взмыленного коня и искоса поглядывал на склонившегося перед сторожем простолюдина.

– Сказывают, недосуг.

Сторож размахнулся и ударил палкой по голове челобитчика, попытавшегося прошмыгнуть в дверь.

Ондреич подошел к простолюдину.

– Нешто не ведаешь, что безо мшелу не пустят к окольничему?