Розовый Дождь

Действительно, огромная махина светоносной ящерицы стала на глазах уменьшаться, расползаться, съеживаться и — приобретать черты человеческого тела! Вместе с тем стало распадаться и тело черного Левиафана. Наконец, оба чудовища исчезли, а вместо них на волнах качалось одно полностью обнаженное тело Люка, у которого вместо правого глаза зияла безобразная рана…

Марина уже обхватила его тело своими молочно-белыми руками и тащила его к морскому змею, не уставая покрывать его лицо поцелуями. Общими усилиями Люка подняли на чешуйчатую гладкую спину змея — он еле дышал.

Морская Королева, отстранив Марину, внимательно прислушалась к биению сердца в груди, пощупала пульс, лоб, что-то шепча себе под нос, а потом — улыбнулась.

— Он жив! Просто очень устал…  Спит!

— Урр-р-р-р-р-а! — воскликнула Марина. — Ой, а что у него с глазиком?

Глава 24 Преображение Азаила

1.

Почти голые ветви деревьев, золотая листва под ногами словно мягкий, ароматный ковер, прохладный ветер, зябко…

Гастон поёжился — его тонкий плащ не был рассчитан на осень в стране вечного лета!

Климат менялся поразительно быстро. Ещё две недели назад было жарко, вся земля цвела, оплодотворенная розовым дождем, а уже сейчас на смену лету пришла осень.

«Ну, это и к лучшему…  — с наслаждением, полной грудью вдыхая бодрящий, исполненный пряного запаха прелой листвы, осенний воздух, подумал Гастон. — Хоть раз в жизни увижу настоящую осень, Золотую Осень, как она описана в хронике Танкреда Бесстрашного. Буду потом рассказывать детям, внукам, потомкам…  А почему бы и нет? Может, и я тряхну стариной да напишу свою Хронику, как Танкред на склоне лет, и назову её, назову её…  «Хроника…»., нет, «Хроники Целестии»! Неплохое название? Хм-м-м-м-м…»..

Гастон посмотрел на свою левую руку, единственную дееспособную, как бы размышляя, а сможет ли она…  В самом деле, а сможет ли она держать перо, чтобы написать такое объемное и сложное повествование, которое, пожалуй, переплюнет и творение Танкреда! Гастон поднял с земли тонкую палочку и взял её, на манер пера, но палочка с хрустом переломилась…

«Э-э-э-э, не-е-е-ет! Пожалуй, сам писать я все-таки не смогу! Перья будут ломаться…  Слишком уж у меня руки да пальцы толстые, привыкли скорее держать меч, чем перо. Придется нанять какого-нибудь смышленного карлика. Буду ему диктовать, а он уж будет писать вместо меня. Так и назову свою первую Хронику — «Отверженные». А что — хорошее название! И подпишу — «Хроника Гастона»…

Гастон вслух рассмеялся и на миг забыл и о холоде, и о неприятно кольнувшем его совсем недавно воспоминании о мрачном пророчестве Азаила о каком-то «Ледниковом Периоде»…  Победа над Безликим и его ордами далась тяжелой, слишком тяжелой ценой!

Перед мысленным взором Гастона вдруг возник образ старшего брата — долговязого и длинноносого сказочника с полудетскими глазами и из груди едва не вырвался звериный рык. Гастон выхватил из ножен меч и принялся рубить окружавшие его кусты своим серебристым мечом, чтобы задушить в себе плач…

Но в это время его уха достиг отдаленный звук колокольчика и детские голоса. Гастон устыдился своей слабости и быстро вложил меч в ножны.

На перекрестке лесных дорог, посреди почти нагих берез стоял большой черный монумент, недавно восстановленный самим Гастоном — такие монументы указывали на древние границы королевства. Возле него показалась коренастая приземистая фигурка в черном шерстяном плаще с черным колпаком, одетым на голову и полностью скрывавшим лицо. Она опиралась на длинный деревянный посох с колокольчиком, а рядом, по обе стороны от неё, шли два ребенка — мальчик и девочка семи и пяти лет — в рваных стареньких шерстяных лохмотьях.

Гастон посмотрел на них и грустно вздохнул — таких бродяг попадалось в последнее время немало. Многих не успели в свое время эвакуировать, но кто-то чудом спасся, прячась по канавам и подземельям. Эти выжившие бедолаги теперь, когда все закончилось, группками или поодиночке, пробирались в немногие уцелевшие города и села. Многие из этих странников были изуродованы страшными ранами, проказой, которую подхватили от отравленной воды или укусов зубастых цветов. Потерявшие родителей дети, потерявшие мужей и детей жены…  Разбитые судьбы, разбитые жизни, ничем не исцелимая боль…

— Мил человек, где это мы? Я чувствую тебя! Скажи на милость, мил человек, ради сирот, ради Создателя! — дрожащим голосом прохрипел старик, опираясь на клюку. Отсутствие розовых пилюль уже сказывалось — старость брала свое в когда-то не знавшем старости и болезни мире! — Сжалься над бедным прокаженным, потерявшим чудный приход, матушку и детишек, и над бедными сиротами без отца и матери, оголодавшими в конец!

Гастон внимательно посмотрел на прокаженного и на молчаливых и таких не по-детски серьезных ребятишек, и сделал шаг навстречу.

— Ты дома, святой отец, ты дома…  — дрожащим голосом проговорил Гастон, протягивая навстречу руки. — Ты всего в двух милях от Кронбурга, а перед тобой…  Принц Гастон, его владыка.