Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

<…> у нас молодой человек весьма рано перестает учиться <…> Во Франции женщины упражнялись в литературе; <…> ученые стекались к ним со всех сторон; дома их были лучшими школами вкуса и просвещения; там в отборных собраниях судили сочинения и авторов <…> От того цвет литературы во Франции сделался столь общим <…> они <дамы. — М. Н.> заставили бы всякого учиться[87].

Однако женские занятия литературой издатель считает нужными для того, чтобы женщины, «овладев единожды полем литературы, <…> пошли бы самыми скорыми шагами <…> и в короткое время сделались бы нашими учительницами»[88]. Идея, высказанная Макаровым, конечно, перекликается с сетованием Карамзина в статье «Отчего в России мало авторских талантов», что женщины пока плохо владеют русским языком, при том что именно их писателям надлежало бы «подслушивать» и у них перенимать стиль. Как отмечала исследовательница «Московского Меркурия»,

Идейный остов статьи «Некоторые мысли издателей Меркурия» — слепок с карамзинской просветительской программы: в ней отражены сведенные воедино выработанные сентиментализмом идеи относительно роли женщин в развитии образования и воспитании общества, изложенные Макаровым в эмоциональном, даже патетическом ключе[89].

Однако если Карамзин выступал за то, чтобы женщина усвоила новый язык и активно использовала его в устной речи (чтобы авторы «подслушивали» и сами учились), то Макаров с теми же целями желал женщинам, по меньшей мере на уровне журнальных деклараций, освоить и ремесло литератора — и это, согласно нашему предположению, можно расценить как следующий этап женского просвещения. Продолжая идеи Карамзина, Макаров распространяет их на новые культурные территории, но важнейшим и неизменным остается одно — роль женщины как посредника и педагога.

Вместе с тем, рассуждая о занятиях литературой для женщин, Макаров использует комплиментарные формулировки:

…то же упражнение <литература. — М. Н.>, которое весьма часто тиранит нас острейшими иглами, представляет молодой женщине одне только розы без шипов <…> какой варвар осмелится не похвалить того, что нежная, белая, прекрасная рука написала? По крайней мере, мы <…> уверяем любезную сочинительницу, что ко всем произведениям пера ея наша критика всегда будет иметь самое набожное почтение[90].

Он выводит женское творчество за рамки «серьезной» литературы, видимо разделяя сентименталистскую идею, что женщина — существо нежное и деликатное, которое необходимо оберегать, в том числе и от критики.

Несмотря на такие заверения издателя, за год существования в «Московском Меркурии» не было опубликовано ни одного сочинения, написанного женщиной. Видимо, таковые присылались для печатания, однако Макаров не выпустил к читателю ни одного, а отделался обещанием напечатать их в будущем:

Благодарим — чувствительно благодарим за присланные к нам сочинения и переводы — в стихах и в прозе. Почитаем их весьма хорошими; и однако ж, по некоторым обстоятельствам, не могли их поместить в первой своей книжке — может быть поместим после[91].

Действительные мотивы такой политики «Московского Меркурия» остаются пока не проясненными, однако вслед за Е. Дементьевой можно признать, что «как издатель журнала, выбирающий сотрудников и материалы, Макаров нисколько не способствует развитию женской литературы»[92].