Известно каждому паденье Фаэтона,О том гремели вслух певцы во всех краяхВ хороших и дурных стихах,Пустяся по следам изгнанника Назона.Однако же про тоНе ведает никто,Что сильная печаль постигла Аполлона,Когда после сих бед ему ЗевесВелел быть пастухом, прогнав его с небес.Жаль сына потерять, а места жаль и вдвое.В отставку богу быть — несчастие большое.Но наконец кудрявый Аполлон,В груди питая грусть и стон,Почти что вне ума к Парнасу обратился.В угодность муз он в юбку нарядился.И попевать стал в сумерки сперва,Потом вскруженная досадой головаПустилась петь по волеЧас от часу и боле.Хоть в юбке Аполлон казался миру стар,Хотя потух небесный жар,Но он всечасноИзволит петь чрезчур несладкогласно.То музы видели и рвение напрасноЖелая обуздать, сказали все согласно:Печаль в твоей, о, Феб! гнездится голове.Коль юбку ты надел, шей лучше по канве.Мы говорим тебе почтительно, учтиво,Что богу в юбке быть ни мило, ни красиво,Что бог обязан петь, когда поет, на диво.Кумир сияния, стихов отецЕсть песнопения неложный образец,А у тебя в стихах частенько стоп не видно.Не знать размера стоп певцу земному стыдно.Прибавили к тому,Что в угождение емуОшибки сгладили, хоть всех и не успели.Лишь музы то пропели,Изволил отвечать им бог стиховСобором бранных слов,Что часто на земли бывает меж певцов.Феб в юбке рассердилсяИ крепко заорал,Пегаса обуздать грозился.Садяся на коня, за юбку зацепилсяИ оттого с коня упал[422].В стихотворении есть переклички с репликой Хвостова (упоминание «неверных стоп»); кроме того, помещение текста в хвостовских «Записках» без дополнительных указаний подтверждает его авторство. В этом стихотворении можно усмотреть не только иронию по поводу реакции Буниной на правку беседчиков, но и протест против женского творчества как такового: недаром «Феб в юбке» упал с коня, именно зацепившись юбкой.
Следует отметить, что для Альтшуллера Бунина вообще второстепенный персонаж, ее поэма появляется в исследовании лишь в связи с интерпретацией басни И. А. Крылова «Конь и всадник» (1814). По мнению исследователя, «Падение Фаэтона» послужило одним из источников басенного сюжета, и антилиберальная, иначе говоря — антиалександровская установка была свойственна обоим сочинениям. Однако В. Кеневич, комментатор Крылова, дает «Коню и всаднику» иную интерпретацию:
…отмеченная 12 мая 1814 года рукопись, в которой находим вполне законченную редакцию этой басни, положительно доказывает, что задумав ее, Крылов мог иметь в виду только французскую революцию и бедственные ее последствия. В его Всаднике, как и в Вознице Державина, мы должны видеть Людовика XVI, а в коне — французский народ, тогда и заключительное четверостишие:
Как ни приманчива свобода,Но для народаНе меньше гибельна она,Когда разумная ей мера не дана —приобретает более основательное значение, как вывод из совершившегося уже факта[423]
.