Е. Свиясов отмечает, что адресатом приведенного выше фрагмента из «Видения…» была «писательница Е. И. Титова (1770–1846), сочинившая драму „Густав Ваза, или Торжествующая невинность“. А в строке „Сафы русские печальны…“ помимо Титовой скрыты А. П. Бунина и М. Е. Извекова»[499]
, — опираясь на письмо Батюшкова Оленину от 23 ноября 1809 года: «Падение в реку сочинительницыХотя Батюшков причислил к лику «русских Саф» еще нескольких дам-сочинительниц (а саму Бунину задвинул на задний план), однако ироническое использование здесь привычной именно для Буниной комплиментарной характеристики («Исчезла Сафо наших дней») свидетельствует, что при создании этого эпизода Батюшков вспоминал прежде всего создательницу «Неопытной Музы»…[501]
Весьма характерно, что для описания творческого процесса в данном случае Батюшков использует гендерно окрашенную, а именно «родильную» лексику: писательницы сравниваются с повивальными бабками, а их сочинения — с «расплаканными детьми». Понятно, что в поэме речь идет о бесталанных, в понимании автора, стихотворицах, но в целом можно заключить, что Батюшков рассматривает женское литературное творчество как нечто противоположное норме, а писательницы представлены у него как те, кто порывает с этой нормой. Их поведение бросает тень на семью («позор для ада и
Сама Бунина продолжала настаивать на скромности собственного дарования: свою первую поэтическую книгу, имеющую программный характер, она назвала «Неопытная муза». Впрочем, несмотря на провозглашаемую Буниной неопытность, критики писали о ней как о первой сочинительнице и главной поэтессе, пишущей для женщин. Восторженная анонимная рецензия (предположительно ее автором был П. И. Шаликов) на книгу вышла в «Аглае». Ее автор писал:
Вам, грации-россиянки, принадлежит в особенности книга; поспешите иметь ее; она писана вашею подругою-соотечественницею; писана так, как немногие в сем роде; прочтете — и захотите прочитать еще десять раз: это истинная Сафо; это ея поэзия, страстная, пламенная, величественная; нет подражания — но все черты, но все оттенки прелестной стихотворицы лезбийской — оттого что природа равно наделила обеих необыкновенным даром изображать состояние души своей: отличительной характер поэзии лирической — и поэзия нашей стихотворицы есть истинно лирическая. С гордостию, достойною вашего сердца, вы скажете ненавистникам ума и талантов женских: «Смотрите! во всех странах были и будут женщины, которые — по крайней мере — не уступают мужчинам в тонкости мыслей, в силе чувства и в искусстве — пленять и трогать мысли и чувства!»[502]
В данном случае следует учитывать, что «Аглая» была ориентирована преимущественно на женскую аудиторию, поэтому рецензент напрямую обращается к читательницам, галантно именуя их «грациями-россиянками», и расставляет особые смысловые акценты. Он подчеркивает, что книга написана «подругою-соотечественницею», что вполне соотносилось с сентименталистскими чаяниями вдохновить российских женщин на активное участие в литературном процессе (как мы писали ранее, чаще всего речь шла о роли культурной посредницы, но иногда встречались и призывы к литературной деятельности).