Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века

Ты ль хочешь, чтобы вновь, в своем таланте скудный,
Я подвиг твой воспел, единственный и трудный?
Что может для тебя простой усердья жар?
Когда б меня живил творцов великих дар,
Когда б их высил дух, их чувство оживляло,
И сердце б, как твое, добротою пылало,
Тогда б я волю дал стремлениям своим:
И пали бы певцы пред образом твоим![487]

Согласно галантному коду, он признает женщин более совершенными, чем мужчины («всесовершенное творение творца»). Соответственно, если женщины займутся поэзией, они, по мысли автора, превзойдут классические образцы: «О, если б лирам муз коснулись длани граций! / Цевницу б дивную поверг свою Гораций, / И сам бы песней царь, божественный Омир».

Поэт особо отмечает стремление Буниной к просвещению: «Ты, возлюбившая тернистый путь науки». Действительно, переехав в 1802 году в Санкт-Петербург, Бунина начала восполнять пробелы в образовании: брала частные уроки французского, английского и немецкого языков, истории русской словесности, а также математики и физики. Спустя двадцать лет поэтесса подчеркивала скудость своих знаний на момент переезда:

Совершенное невежество в правописании, областные наречия, испещряющие неплавный слог первых бумаг, неправильное словосочинение и необузданный полет мыслей обличают дщерь природы, чуждую самомалейшего образования, которая не имела случая знать благовоспитанных обществ, ни даже понаслышке[488].

Наряду с этим Бунина также подчеркивала свое стремление к наукам. Так, в стихотворении «Хоть бедность не порок…» (1813) она представляет концептуализированный, очищенный от ненужных, по ее мнению, подробностей, вариант своей биографии, и тяга к просвещению в ней занимает заметное место (хотя в ее описании заметна обычная для Буниной ирония):

Достигши совершенных лет,
Наследственну взяла от братьев долю,
Чтоб жить в свою мне волю.
Тут музы мне простерли руки!
Душою полюбя науки,
Лечу в Петров я град!
Заместо молодцов и франтов
Зову к себе педантов,
На их себя состроя лад[489]

.

Страсть к учению сделалась одной из характерных черт современной репутации поэтессы.

Милонов вплетает в текст подробности реальной биографии Буниной: «По тягостной борьбе с трудами и судьбою, / Привлекшая к себе почтителей собор, / Склонила на себя монарха щедрый взор»[490], — очевидно следуя за ее автоконцепцией. Беды и лишения поэтесса сделала частью своей публичной репутации; на это указывает, например, примечание к одному из мадригалов Буниной, в котором формула адресации «Дочь скорби, сиротства»[491] пояснялась ссылкой на автохарактеристику Буниной: «Так отзывалась о себе сочинительница в прежних своих стихотворениях».

К строке «Склонила на себя монарха щедрый взор» Милонов сделал примечание: «Здесь разумеется высочайше пожалованный ей пансион государем императором». Примечание должно было представить этот факт биографии тем читателям, которые не знали о монаршем покровительстве Буниной, тем самым дополняя ее репутацию. Далее Милонов очерчивает круг поэтических авторитетов, куда входят Ломоносов («Там бард полночных стран, России в мощны леты / Поющий блеск ее и блеск Елисаветы»), Державин («Как бог — он в божестве, и как поэт — в Фелице!»), Богданович («Там Душеньки певец, поющий с ней самой»), Хемницер («Хемницер, дышащий невинной простотою») — Бунина приближается к ним, потому что является их страстной читательницей: «Которых в день читать и в ночь читать ты рада, / Уже я пред тобой их зрю бесценный круг». Милонов обращается к сочинительнице, призывая ее следовать за славными поэтами прошлого и, в свою очередь, проложить дорогу для литературных наследниц:

Пой, муза скромная, стремись в их дивный след,
Для гения преград, различий в поле нет.
Оставя для других, в их доле униженной,
Дар скорбный — по стезе идти обыкновенной —
Ты новою стезей со славою теки
И в след своих подруг блистательный влеки[492]

.