— Правильно, его вчера продали. Но деньги только послезавтра дадут, Аделаида такая жадина, всегда тянет до последнего. — Он испуганно оглянулся.
Мы побродили еще немного по галерее, он показал мне работы своих знакомых, потом мы попрощались с Верой Сергеевной и ушли. В общем, получился очень милый культурный вечер. Дома, лежа в постели, я раздумывала: ухаживает за мной Владимир Иванович или просто выражает благодарность за то, что взяла на время Ромуальда?
А может, он тщеславен, как все люди творческих профессий, и ему захотелось похвастаться своими картинами? Не придя ни к какому выводу, я заснула. Сон мой был крепок, от плача внука я не проснулась. И снились мне пейзажи, портреты и натюрморты.
Он позвонил на неделе, позвонил сам, сказал, что получил за пейзаж кучу денег, на самом деле не очень много, но на некоторое время можно поправить дела и даже пригласить меня куда-нибудь посидеть. От ресторана я отказалась, потому что не была в ресторане сто лет и понятия не имела, куда сейчас ходят и какая там сейчас публика. В следующий понедельник выписывают Володину тещу, в среду Аделаида пригласила его на инсталляцию, нельзя не пойти, потому что Аделаида рассердится, а Аделаида — это такая женщина, что… в общем, об этом он уже говорил. Володя очень извинялся, что не может взять меня на инсталляцию, все дело опять-таки было в Аделаиде, я поняла из его недомолвок, что Аделаида почему-то положила на него глаз. Для каких целей он был ей нужен, пока неизвестно; очевидно, Аделаида задумала очередную интригу, и ей могло не понравиться, что рядом с Володей мелькает посторонняя женщина. Всего этого мне никто не говорил, я сама догадалась, уж очень он извинялся насчет инсталляции.
— Боже упаси! — отказывалась я. — Я даже не знаю, что это такое — инсталляция.
— Откровенно говоря, я и сам не очень представляю. Приду — расскажу, — пообещал он.
На скамейке в сквере у Финлядского вокзала сидели трое молодых людей восточной внешности и разговаривали. Перед ними на земле стояли три бутылки пива, но они играли роль театрального реквизита, чтобы троица выглядела менее подозрительно в глазах случайных прохожих — пива ребята не пили.
— Ну что там во дворе? — спросил старший из троих у соседа слева.
— По-прежнему ничего.
— У почтового ящика тоже глухо, — сказал, не дожидаясь вопроса, третий участник разговора.
— Что значит — глухо? Вообще никто не подходит?
— Подходят, письма опускают, но никто их не забирает, а нас ведь интересует тот, кто эти письма получает.
Значит, письма вообще никто не вынимает? Ведь из каждого ящика почту должны два раза в день вынимать. Сейчас время не то, но хоть раз в три дня-то должны забирать, а то ящик переполнится! Значит, ящик этот лишний, почтовым ведомством неучтенный, а раз из него письма наружу не валятся — значит, кто-то их периодически забирает. Следим за ящиком в четыре глаза. Во дворе тоже посматривать надо, но там мы вряд ли кого дождемся: парень лег на дно, особенно когда про убийство Егорыча узнал. Но исполнитель этого может не знать, раз он денежки от шефа не получил, то к почтовому ящику раньше или позже может выйти.
Дмитрий Дмитриевич подъехал к ящику на улице Комсомола и внимательно огляделся. Место людное, народа всегда очень много, тут и трамвайная остановка, и магазины… трудно проверить, сколько человек ведет наружное наблюдение. Главное — вынуть письма быстро и с уверенным видом, привлекая как можно меньше внимания. Дмитрий Дмитриевич мысленно перекрестился и вышел из машины.
Утром он долго раздумывал, есть ли смысл ехать за письмом после ошибки на Васильевском. После того как в криминальных новостях показали два трупа в квартире на Семнадцатой линии и они с женой узнали, кого убили по ошибке, в доме разразился жуткий скандал. Марья Дмитриевна вышла из себя и кричала, что она и так делает всю самую трудную и опасную работу, а он не мог даже как следует выяснить, с кем еще может встречаться мордатый любовник Белой Галины. Дмитрий Дмитриевич понимал, что опять вышла досадная случайность, но не слишком ли много таких случайностей? — задавала вопрос Марья Дмитриевна. У профессионалов случайностей быть не может.
И теперь из-за его неумелой подготовки они могут вообще лишиться заказов. Дмитрий Дмитриевич страшно оскорбился, ему стало плохо. Марья Дмитриевна расстроилась, утешала его, даже просила прощения. Они помирились, но в душе Дмитрия Дмитриевича остался неприятный осадок. В глубине души он понимал, что жена права, что стал стар и негоден для такой работы. Но киллеры на покой не уходят, не та профессия.
Дмитрий Дмитриевич не спал ночь и с утру решил наведаться к почтовому ящику. Он подумал, что могут передать дополнительные инструкции или уточнение по последнему заказу, и поехал на улицу Комсомола. Если бы он посоветовался с женой, то она бы его никуда не пустила. Но Марья Дмитриевна с утра пораньше ушла на рынок, а это дело долгое, поэтому муж был предоставлен самому себе.