— Едет! Несет нелегкая! Чтоб хоть седьмицу еще помедлил!.. Тогда б — милости просим! Уж все дело сварганено! А теперь ни то ни се!.. Эх, черт! — сердито ворчал князь Фома Фомич, расхаживая, что зверь по клетке, по своей опочивальне.
Голова Елизара Марковича просунулась в дверь.
— Князь Алексей Фомич прибыл! — сказал ключник.
— Пошел к лешему на рога вместе со своим Алексеем Фомичом! И так знаю, что легок бес на помине, так и сынок мой! — гаркнул старик и затопал ногами.
Елизар Маркович скрылся, а через минуту дверь широко распахнулась, и в комнату вбежал Алексей Фомич.
— Здравствуй, батюшка милый, — воскликнул он, бросаясь обнимать отца.
— Чего ты, словно пес с цепи сорвавшийся, кидаешься? Ишь, измял всего! И ласки-то какие-то дурацкие! Ну, скажи: здравствуй, батюшка! Подойди поцелуй руку, а то на! На шею вешается, чуть не хнычет, как баба! — проговорил старик, отстраняясь от сына.
Алексей смутился, опустил руки и пробормотал:
— С радости я.
— Ну, велика радость! Не десяток годов не виделись.
— Все же времени немало…
Старик не отвечал и молча шагал по комнате.
— Как невестушка моя здравствует? — спросил молодой князь, радостное настроение которого как рукой сняло.
— Какая невестушка? — будто не понял старик.
— Да Аленуш… Да Алена Лукьянична… Как же какая?
— А! Здорова, ничего себе.
— К Шестуновым, отдохнув малость, съезжу.
— И незачем совсем.
— Как так?
— Так. А то поезжай, погляди, как тебя там примут, хе-хе!
Молодой князь так и встрепенулся:
— Господи! Серчают они на меня, что ль?
— Серчать не серчают, а только ведь им с тобою не пиво варить.
Алексей удивленно посмотрел на отца:
— Да ведь я — жених их дочки, кажись.
— Ну-ну!.. — с сомнением процедил старый князь.
— Ась? — промолвил Алексей Фомич и насторожился.
— Э! Чего тянуть! Надобно разом кончать! Совсем ты ей не жених…
— Батюшка! Что ты! — вскричал Алексей.
Отец не обратил внимания на этот полный отчаяния возглас сына и продолжал:
— Другой жених лучше тебя выискался.
— Кто?
— Я!
Алексей отступил на шаг:
— Зачем, отец, шутки шутить?
— И не до шуток мне. Я женюсь на Аленушке.
Молодой князь тяжело опустился на скамью.
— И она доброй волей идет за тебя? — пробормотал он.
— И даже очень по доброй воле! Тоже ведь рассчитала, что лучше быть всего богатства моего хозяйкой, чем быть твоею женой да из рук свекровых смотреть. Она — девка умная, хе-хе!
Сын вдруг поднялся с лавки.
— Не верю! — вскричал он.
— Гмм… — пожал плечами старик, — поди спроси ее хоть сам, коли сумеешь повидаться.
— И спрошу, и спрошу! Быть того не может, чтоб она за старика такого своей охотой шла, чтоб променяла на деньги!.. А тебе, старому, стыд и срам на девице молодой такой жениться! Да! В деды ей ты годен.
— Алексей! — грозно крикнул отец.
— Ладно! Не кричи! Не больно и я труслив! — воскликнул, сверкнув глазами, Алексей Фомич и выбежал из комнаты.
— Ишь, взбесился! Что белены объелся!.. Ну да ничего! Обойдется, — проворчал старик и крикнул холопам: — Эй, кто там! Одеваться давай! Да коня седлайте! В Шестуновское еду!
В это время Алексей Фомич уже скакал сломя голову к усадьбе Луки Максимовича.
Между тем, пока князь Алексей Фомич беседовал с отцом, в шестуновской усадьбе произошло следующее.
— Поди-ка ко мне, Аленушка, потолкуем малость с тобой, — сказала Марфа Сидоровна дочери.
— О чем, матушка? — подходя к ней, спросила та.
— А вот сейчас узнаешь… Пойдем сядем…
— Знаешь ли, милая ты моя, — начала боярыня, когда она и дочь уселись на лавочке, — в иную пору такое бывает в жизни нашей человечьей, что просто хоть беги к реке да топись — кажись, жить моченьки нет, а смотришь, прошел годик-другой, и все повернется как лучше не надо, и печаль былая в радости обернется… Потому, какая бы печаль ни была, никогда отчаиваться не след, а нужно на волю Божью положиться — Господь Бог устроит все по воле Своей. А отчаянье — грех великий, об этом и в Писании Святом есть…
Такой приступ матери не обещал ничего доброго, и Аленушка с тревогой спросила:
— А что случилось, матушка?