Розы Пятигорска

Как только москвич зашёл в ванную, Благоев принялся накрывать стол: расстелил скатерть, разложил тарелки с ложками, добавил нарезанный хлеб, а по середине поставил кастрюлю с борщом. Через пять минут на глаза появился Натан и его было не узнать. Вместо разодранных лохмотьев красовались белая рубашка, джинсы тёмно-синего цвета и пара до блеска туфель.

– Вот это уже другой вид! Сразу видно: солидный человек, –одобрительно высказал Лев.

– Спасибо, – поблагодарил Натан.

– Давай, садись за стол. Поужинаем.

Товарищи по авантюре сели за стол и принялись за обед. Аппетит у Льва был очень хорошим. Борщ ел взахлёб. А вот Натан вяло помешивал ложкой. Ни запах, ни насыщенный вкус не побуждали к приёму пищи. Заметив это, Лев Афанасьевич поинтересовался:

– Что ты не ешь? Не любишь борщ?

– Нет. Наоборот, борщ люблю. Я попробовал и вкус очень хороший. Правда, – тихим голосом ответил Натан.

– Тогда в чём дело?

– Как тебе сказать… Ты и я – незнакомые люди. Ты согласился на мою авантюру, пусть и за деньги. Два раза вытащил из передряг. А сейчас даёшь свою одежду и кормишь обедом. Почему?

– Вот вы москвичи странные. Всё очень просто: человеческое отношение.

– То есть?

– Как человек к человеку: взаимовыручка, моральная поддержка, эмпатия, дружелюбие. Главное, чтобы это было искренне и без вранья.

– А как же 50 000 рублей?

– Да оставь их в покое. Ты нанял меня, как таксиста. Я обязан выполнить часть нашего договора. Прочие дела вплоть до этого момента – совсем другое. Это то, что сделано бескорыстно и по доброй воле.

Натан задумался над словами. Он испытывал странное чувство, нарастающее в сознании пламенем огня. Чувство, подобное долгу перед кем-то. Посидев несколько минут в молчании, Натан перевёл взгляд на товарища и обратился к нему со словами:

– Помнишь, как в самом начале я говорил о причине, побудившей меня на авантюру со знакомствами?

– Помню, – ответил Лев.

– То была жалкая половина. Всё гораздо сложнее.

– Хочешь об этом поговорить?

– Да. Давно просится наружу. После всех приключений на мою голову, хочется поведать кому-нибудь. Можно сказать, что исповедь.

– Говори. Я внимательно тебя слушаю.

И собравшись с мыслями Натан Аристархович рассказал свою историю.

***

За месяц до обращения к гадалке я проводил вечер в клубе «Шик» – в самом известном заведении Москвы, посещаемом элитой общества. Дети богатых родителей, миллионеры и звёзды шоу-бизнеса – все посещали это знатное место, проводя часы в компании роскошных женщин и «зелёного змея».

И вот, значит, сидел я там до полуночи вместе с товарищами. Отмечали успешную деловую сделку, вследствие чего изрядно потанцевали, наелись и напились. Собираясь уже уходить, большинство товарищей заказали такси. Один только я вздумал поехать на своём автомобиле, полагаясь на выдержку организма и опыт вождения. Меня даже не пытались отговорить. Нет. Каждый думал о себе и безразлично относился к другим. И я в том числе.

Помню, как сел в свой внедорожник и нажал на тугую педаль газа. Городские дома становились в несколько рядов, а их окна казались пустыми глазницами. Белые полосы проносились со скоростью света. Сотни фонарей сменяли друг друга, пока случайные прохожие стояли безмолвными статуями. Только руки мои с лёгкостью двигались влево, вправо, влево, вправо. Никаких тебе правил, никаких законов. Только ты и твой автомобиль. И когда, как мне показалось, что реальность играет на моей стороне, – я увидел свет. Яркий такой, белый свет. Сначала не обращал на него внимания, но потом он становился всё больше и больше. Резко заболели глаза. Руки мои поднялись вверх. Слух уловил нарастающий визг и…. Темнота.

Проснулся я не от боли и даже не от пикающего монотонного звука. Всё произошло само по себе. Словно кто-то внутри щёлкнул переключатель и вернул меня на грешную землю. Я оказался в больничной палате с капельницей в руке, гипсом на ноге и с тугой повязкой на голове. По другую сторону палаты лежали такие же бедолаги, которым повезло больше. Один мужчина лежал с гипсом на ноге, как у меня. Другой паренёк восемнадцати лет, имел закрашенную зелёнкой рану на руке, напоминавшую порез. Третий, седой пенсионер, незначительно кашлял. А последний мужик и вовсе спал часами напролёт. Я так и не понял, с какой болячкой он находился, но не суть.

По мужской солидарности никто из соседей не спрашивал кто я и как умудрился покалечить себя. Не скажу, что часто общались друг с другом, но я мог попросить одного из них о незначительной просьбе (например, включить настенный телевизор). А я как с ними общался? Ты не поверишь: здоровой рукой писал на бумаге карандашом слова. В остальное же время каждый находил досуг по душе. Тот, что с гипсом на ноге, нарезал круги вокруг больницы. Порезанный обсуждал новости с другими пациентами в коридоре. Соня спал, а пенсионер, которого нарекли «ходячим кашлем», неустанно курил во дворике. Мне же приходилось играть роль наблюдателя.

Я помню, как каждый день в палату приходили близкие и родственники этих людей. С утра, например, приходили жена и дочь мужчины с гипсом.