Читаем Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова полностью

Умер последний русский писатель, которого была недостойна Нобелевская премия, написавший свою жизнь как роман, которого не вместил бы даже весь «Жиль Блас». Поэтому я предпочитаю воспоминания Лимонова, прежде всего – «Книги мертвых», его романам. В них столько же языка и изумительной образности, но гораздо меньше литературной условности, которая в лимоновском случае только мешает. Это литература факта, даже если этот факт, возможно, приукрашен.

В Лимонове значимы не фабула, сюжет, диалог, а событие. Событие и живой человек, который фигурирует в его книгах.

Мне интересно думать о биографии Лимонова как о своего рода онтологическом восхождении в хайдеггерианском духе. О некоей метафизической карьере харьковского мальчика с рабочей окраины – цепочки выступлений экзистенции из небытия, вбрасываний себя все дальше в бытие, со все большим уровнем «сбывания».

Рабочий, а затем богемный Харьков 1960-х – низшая ступень по сравнению с самиздатски-литературной Москвой рубежа 1960–70-х.

Самиздатски-литературная Москва 1960-70-х – низшая ступень по сравнению с гламурным Нью-Йорком 1970-х.

Гламурный Нью-Йорк 1970-х – низшая ступень по сравнению с право-левацким Парижем 1980-х.

Право-левацкий Париж 1980-х – низшая, по сравнению с Белградом и Книнской Краиной начала 1990-х.

Книнская Краина начала 1990-х – низшая по сравнению с борьбой за воссоединение разделенных русских в 1990–2010-е…

В последнем этапе тоже можно выделить этапы – нацбольский трэш и угар 90-х, отсидка, борьба в оппозиции, Русская Весна…

Если мыслить дело так, то складывается великолепная экзистенциальная биография (на практике, конечно, приправленная изрядной долей трэша) – путь восхождения ко все большей метафизической весомости жизни при сохранении её яркости и остроты.

Это был экзотический цветок, казавшийся совершенно не с нашей равнины. Для меня он был в известном смысле совершенно чужой – практически вне Православия и традиции, человек богемы, кокетничающий с де Садом и Селином, с другой стороны – солдат, который мог отправиться на войну, вести партию смертников в заведомо безнадежную политическую атаку, выворачивать себя наизнанку с фавновским бесстыдством.

Но этот цветок был насквозь русский. И для меня цветение этого русского цветка, на который можно было посмотреть, понюхать, потрогать, повосхищаться, уколоться, было свидетельством о том, что русское – живо, живо столь же, а может быть и больше, чем когда-либо прежде. Просто от того факта, что он есть где-то в твоем космосе, а ты где-то на периферии его – становилось удивительно тепло и хорошо.

Понимая, что умрет скорее, чем планировалось, он оставил в твиттере русское ирредентистское завещание:

«ЗАВЕЩАНИЕ, вдруг не доживу. Возьмите в Россию все русскоговорящие области Украины. начиная с Харькова. Сразу после смерти Назарбаева разделите с Китаем Казахстан. Только не давайте Китаю выход к Каспию. Что-то вроде пакта Молотова-Риббентропа о разделе Казахстана. Дайте китайцам – восток».

Китайцы обойдутся, а так – все верно, не поспоришь. С Харькова и начнем.

Русский стандарт. О стандарте преподавания русской литературы в школе

Суть претензий сообщества учителей-словесников из либеральных московских школ и патронирующих их бонз из либеральных вузов к новому Федеральному государственному образовательному стандарту по литературе вполне становится понятна, как только ты открываешь этот проект и пытаешься подсчитать с карандашиком зашкаливающее число случаев употребления слова «русский». Не только «русский язык» и «русская литература», но и «русские богатыри», «русский колорит», «русская земля», «русский солдат», «простой русский человек» и, о ужас, «героические страницы русской истории».

Собственно на констатации этого факта текст можно было бы и закончить, так как всякому мало-мальски политически подкованному читателю дальнейшая суть конфликта будет исчерпывающе ясна, он сможет самостоятельно сочинить аргументы и контраргументы обеих сторон и значение будет иметь только вопрос будет ли в итоге этот русский стандарт положен в основу нашего школьного образования, или же не будет.

Если я поговорю еще немного, то лишь для того, чтобы прояснить некоторые частные моменты.

Главная ценность нового стандарта, искупающая любые его частные огрехи и проявления волюнтаризма при его составлении, в том, что для всей ребятни всей огромной страны будет задана единая, четкая и легко поддающаяся контролю схема изучения русского языка, государственного языка и языка цивилизации нашей страны, и русской литературы, – словесности народа, составляющего большинство граждан страны, при этом являющейся одним из высших достижений всей мировой культуры.

Изучение русского языка и русской литературы образует из представителя любого народа, обладающего любым темпераментом, склонностями и индивидуальными способностями, по-настоящему цивилизованного человека. Другого способа стать цивилизованным человеком на нашем участке суши не существует и, по совести, существовать не должно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии