Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

«Министры и другие сановники, чиновники всех рангов бросились играть на бирже, помещики стали продавать имения, домовладельцы – дома, купцы побросали торговлю, многие заводчики и фабриканты преобразовали свои учреждения в акционерные компании, вкладчики в правительственных банках начали выбирать оттуда свои вклады, – и всё это бросилось в азартную игру на бирже» – вспоминал журнал «Русский экономист» четверть века спустя.

Вокруг трона сформировалась дворянски-предпринимательская олигархия, своеобразным символом которой было «Главное общество российских железных дорог» (ГОЖД), акционером которого был сам царь, а управляющим – знаменитый финансист барон Штиглиц. По мнению Карпи, эта олигархия и была залогом устойчивости власти Александра II посреди всех бурь его царствования. Финансовая заинтересованность императора и непрозрачность политического режима были идеальными для создания и преумножения олигархических капиталов и лучшего правительства денежные мешки и желать не могли.

Однако эта эпоха погони за рублем была недолгой. Экономическая база России явно не была рассчитана на такую нервическую спекулятивную активность. Очень скоро выяснилось, что большинство ходящих денег – это кредитные билеты, которые ничем не обеспечены. Началась страшная инфляция.

«Дорого поплатилась Россия за это увлечение. Все потерпели: серьезные предприятия лопнули, потому что вследствие возвышения всех цен не хватило оборотного капитала, а кредита не было; дела же дутые потому, что аферисты или сами надулись, или других надули. При таком печальном положении денежного рынка отовсюду раздается крик: Денег нет! Денег нет! И это после недавно выпущенной массы кредитных билетов. Не денег не было, а не было капиталов. Обманутые обилием бумажных денежных знаков, мы начали массу новых промышленных предприятий, которые потребовали значительных основных капиталов, а между тем общий оборотный капитал страны уменьшился вследствие войны», – писал знакомый Достоевскому либеральный экономист Головачев.

В 1860 терпит крах банкирский дом Штиглица, бывший в николаевскую и начале александровской эпохи стержнем российских финансов. Штиглиц едва ли не самовольно диктовал котировки на бирже, определял ситуацию с внешними займами России, ухитрившись даже в Крымскую войну заключить для Николая I заем под низкий процент.

Однако с конца 1850-х министерство финансов во главе с либералом Княжевичем начинает атаку на Штиглица в союзе с банковским домом Ротшильдов. Государство заключает заем через Ротшильдов помимо Штиглица. Но из 6 млн. фунтов стерлингов суммы займа, российское правительство получает меньше 4 млн. Ротшильды поступили с Романовыми как обычные финансовые аферисты.

Это способствовало восстановлению престижа Штиглица. Вместо закрытого частного банка он возглавляет Государственный банк Российской Империи. В этом качестве он вместе со сменившим либералов министром финансов Рейтерном участвует в попытке установления в России золотого стандарта. В 1862 году Госбанк занимает у всё тех же Ротшильдов 15 млн. фунтов стерлингов и в России вводится свободный обмен кредитных билетов на золото.

Однако, вот незадача, именно в этот момент начинается польское восстание, подогреваемое Англией и Францией, эти державы угрожают России войной, правительство вынуждено идти на огромные расходы, чтобы подавить восстание и должно готовиться к кажущейся неминуемой новой войне за Польшу. Всё это чудовищно дестабилизирует российские финансы – все попытки правительства поддержать курс ведут лишь к чудовищному дефициту и окончательному валютному краху 5 ноября 1863 г.

Известный русский экономист, один из видных идеологов русского протекционизма, Александр Павлович Шипов (1800–1878) писал в «Гражданине» Достоевского:

«Что мы слѣдуемъ, во всѣхъ мѣропрiятiяхъ нашихъ, внушенiямъ плутократiи и ученiю фритредеровъ, – являются два неотрицаемые факта. Это – несчастная финансовая операцiя 1862 года, совершенная опять въ надеждѣ искуственно возвысить упадшiй нашъ вексельный курсъ, длившаяся съ мая 1862 года по ноябрь 1863 года, и таможенный тарифъ 1867 года. Въ апрелѣ 1862 года, когда предпринята была опеpaцiя искуственнаго повышенiя нашего вексельнаго курса, курсъ этотъ былъ 28 апрѣля на Лондонъ 3410/16 пенса, на Парижъ 36,3 сантима; потомъ государственный банкъ, получивъ въ свои руки монету изъ совершеннаго на сей конецъ займа, сталъ ежемѣсячно назначать повышенiе курса, приплачивая разницу между естественнымъ и назначаемымъ курсомъ, и постепенно довелъ искуственный курсъ 28 октября 1863 года до того, что курсъ на Лондонъ былъ 3715/16 пенса, а на Парижъ 39,6 сантимовъ, т. е. почти доведенъ былъ до пари; но издержавъ на это почти 100 миллiоновъ рублей, онъ не въ силахъ былъ продолжать болѣе дѣлать такiя же безполезныя затраты, долженъ былъ остановить выдачу на этотъ предметъ денегъ и курсъ вдругъ рухнулся въ ноябрѣ гораздо ниже того курса, какъ было 28 апрѣля 1862 года».